Некоторое время он еще сидел, а потом склонился вбок и свалился с кресла…
Она уже ничего не пыталась понять. Лестница на крышу оказалась очень длинной и через каждые две или три ступени она останавливалась, чтобы упираясь в перила ногами, отдыхать. И не дать сползти вниз тяжелому «неудобному» телу. Когда она затянула его на крышу и повалилась рядом, подумала, что не поднимется никогда больше; а через секунду уже хлопотала над ним. Девчонке показалось, что Китт перестал дышать. А потом, он действительно перестал дышать. Сознание непоправимости ошибки пришло в тот миг ― больше не отзывалось стуком его сердце. Ужас захлестнул девчонку; она доползла до «Арчера» и смогла вытащить витые провода «полевого хирурга». Крохотный индикатор еще светился голубым ― на грани.
Все плыло, как в тумане. Из его отравленной желтизны лепились странные образы. «Хирург» превратился в генератор, опутавший своими проводами-щупальцами Китта. Через вяжущее марево не просачивался ни один шорох, но она все равно жадно ловила хоть какой-нибудь отзвук жизни. Стало тихо, как на дне ямы…
Вдруг раздался глухой, как из-под воды, звук. Будто завороженная, она вслушалась, чувствуя еще живой, но обремененный неимоверной тяжестью импульс. Гаснущая плавность перешла в напоминающий судорогу порыв, за которым ― Мишель знала ― будет граница живой и неживой материи. Она когда-то была так же близко к этой сумрачной лини.
Медлить было нельзя. Предельным напряжением девчонка настроилась на биоритм Китта, вливаясь в его судорожное трепыхание.
Туман, полный тяжелых оседающих сгустков опустился на нее. Вязкая муть падала с неба, застилая горизонт и, оглянувшись, она увидела лишь небольшой просвет между клочьями желтой тьмы ― туда вела дорога.
Все кругом было мертво и пусто; контуры шоссе уже почти исчезли, заляпанные желтой высохшей грязью. В конце пути громоздился торчащий из земли предмет. Он походил на погружающегося в пучину кита, если бы не торчащие из песка райсы бортовых навигаторов. Это был корабль штурмовик или косморазведчик, весь в метеоритных шрамах и бороздах космической пыли. Чуть дальше торчали обгорелые стойки турбин, надкрылок, расколотый сразу на три части, до неузнаваемости изогнутый экран. Но самое страшное было под песком: капитанская рубка, прозрачная, будто супертитан мог быть прозрачным, с человеком за штурвалом. Он лежал, откинувшись в кресле, видимо, в последнем усилии пытаясь дотянуться до квадрата белой бумаги.
Рукавом джинсовой рубахи Мишель обмахнула рыхлый песок и принялась стучать в стекло. Человек не шевелился. Она посмотрела на фотографию, с которой человек так не хотел расстаться: на ней высокий симпатичный парень нес по ступеням, стройную девчонку в короткой юбке. Что-то сдавило виски и единственным звуком во Вселенной стало ее сердцебиение. Она не могла ошибиться ― лестница, на которой была запечатлена влюбленная пара, вела на второй этаж отеля.
— Китт! ― Она размахнулась, обеими руками ударила в стекло, сжав кулаки, и закричала, как безумная: — Очнись!
Ничего не было под руками и, продолжая молотить в прозрачную стенку, Мишель вопила:
— Китт, очнись!
Корабль вдруг осел, почти полностью зарывшись в песок, торчал только край кабины: за мутнеющим стеклом была видна одинокая фигура с обмотанным скотчем ногами…
Она знала, что смерти нет. Просто нет ― во всяком случае для нее. А если она есть для Китта, то пока что не отделила его от живых. Может, раздумывала, может, напутала что-то, может, просто утомилась и, закрыв глаза, сейчас с наслаждением покуривает. Надо лишь не потревожить ее ненароком…
Глянув на человека в кабине, Мишель подумала, что только Китт и мог ― после всего, что она натворила, ― тянуться к той девчонке на фотографии. Он не двигался, но это была недвижимость спящего: разбив преграду, можно было вернуть его. Вернуть, чтобы он вспомнил, как его зовут, зачем пришел сюда и кого в прошлой своей жизни оставил.
Гладя через стекло, девчонка прошептала:
— Слышишь меня, Китт? Дай знак какой-нибудь ― я пойму.
Продолжая говорить ― так ведут беседу с тяжело раненными или умирающими, ― Мишель стала бранить его: что хотел бросить ее одну, что обманул, суля помощь и защиту, что теперь ей совсем плохо, а она так надеялась на него… И это тихое от близости смерти шептание увенчалось успехом ― веки Китта дрогнули.