— Всего лишь переставить пару блоков, — верзила вытащил пластины с зеленой маркировкой, подумал и затолкал их в боковую соту. — А память ― напрямую в сеть.
Безжалостно содрав зубами оплетку (Мишель и ойкнуть не успела), парень закрутил торчавшие проводки вокруг карандаша двумя витками и тут же засунул их в розетку. Девушка зажмурилась, но дыма с треском не было. Вместо них по сенсорной площадке забегали ярко-синие паучки, означавшие работу на внутренней линии. Выхода в контролируемое правительством информ-поле не было!
— Учись, студент.
― Это где ж так умеют? — улыбнувшись непонятной, видимо, какой-то студенческой шутке, спросила Мишель.
Китт вдруг замолчал. Промелькнуло на его лице раздумье ― хотя с чего бы… результат усилий говорил сам за себя. Потом улыбнулся ― так, выбравшийся из мутной глубины человек сначала фыркает и отплевывается и лишь потом начинает улыбаться солнцу и свету.
— ЛИКОН, мэм.
— Как?
— Неважно.
Разделив записи на четыре квадрата, он заносил данные с листа в субвычислитель. По отдельности с каждого. Пальцы так и мелькали по кнопкам, как будто обрели они отдельную от тела жизнь на какое-то время. Указательный палец застыл над «Enter».
— Готово!
Китт щелкнул ногтем по экрану. Извернувшись, девушка смотрела на результат, тиская плечо верзилы.
Охренеть… Охренеть и от результата, и от того, как он был получен. Все инструкции нарушены! Подняться на пятый уровень расчетов на субвычислителе… Пятый, мать его, уровень!
Экран мигнул, и сверху вниз потекли длинные колонки цифр.
— Пошло как по рельсам, — самодовольно заметил Китт. — Давай-давай! ― подбодрил он щелкающую индикаторами машину. И словно послушавшись, вычислитель пустил ряд черных полос, за которыми спустилась на экран почти готовая астрокарта.
— Не грызи ногти.
Отдернув пальцы, Мишель подавленно смотрела, как упакованные в нужный формат цифры летели в требуемый вектор, как сходились в бесконечности параллели ― то, что никак ей не давалось столь долгое время. Признавшись себе, что т а к о е решение, гораздо проще и эффективней, девушка попросила объяснить метод. Китт добродушно проворчал, что классическая алгебра ― инструмент, безусловно, проверенный и надежный, однако в четырех-, а тем более пятимерных расчетах дает слишком большой допуск. На объяснение у него ушло всего около часа ― Мишель хватала на лету. И в завершении лекции Китт сравнил свой метод с иглой.
— Пробивать легче маленьким и острым, чем широким и тупым!
В слове «тупым» ей почудился намек на собственные неудачи. Сжав зубы, она хотела сказать этому новому Китту какую-нибудь обидную и дерзкую вещь. Опасный холодок пробежал у нее по спине, но внезапно свалившийся под стол карандаш отвлек парня. Шаря по полу, Китт поднял глаза.
Раскосинка, оставленная далеким азиатским предком, наложила на его лицо отпечаток хитрости; показалось, что притворялся он все это время, а теперь вот скинул плутовскую маску, затем лишь, чтобы необидно посмеиваться над ней.
— Ты так смотришь, будто я тебе под юбку муравья подкинул. В чем дело, Мишель?
Она подалась вперед.
— В чем дело?! Да все нормально, Китт. Правда, еще полчаса назад ты раскрашивал комиксы, высовывая при этом кончик языка. И прятал от меня конфетные фантики. А сейчас клепаешь формулы и говоришь, как профессор. Да, как гребаный профессор из Оксфорда. Это я хочу спросить, Китт! Что случилось за эти полчаса?
Китт прервал ее:
— Перестань, Мишель. Ты несешь какую-то чушь. Да… у меня случается… нечто вроде слабости. Тогда все как в тумане. Однако я отлично помню, что происходило.
Он повертел в пальцах карандаш.
— Сначала я ремонтировал щиток по просьбе Фиделя. Потом подошла ты и попросила помочь ― не получается задача. Я разобрался с фазами и пошел к тебе.
— Сразу и пошел, да?
— Сразу.
— Тогда откуда вот это?! — девчонка тряхнула складку нарукавника. Неуклюже приподняв локоть, парень озадаченно посмотрел на черную ткань.
— Возможно… это для работы.
— И белая рубашка, чтобы в электросчетчиках покопаться. Бис. Продолжай, мне будет очень интересно послушать.