– Володя, ну, ты сам посуди, как можно жить в таком свинарнике?.. – не обращая внимания на эмоции напарника, продолжал гнуть свою линию Марченко. – …Ты ведь сам знаешь: когда чем-то занят – время идёт гораздо быстрее. Ты и не заметишь, как наступит тридцать первое декабря…
Слова промывальщика никоим образом не цепляли Владимира. Ныне он прибывал в совершенно ином мире, потому и думать он мог лишь об одном, об очередной дозе алкоголе. Тем более что она была где-то совсем рядом. Дошло до того, что механик уж начал подумывать об оружии, либо использовании каких-то иных подручных средств, дабы выбить из Марченко ту злополучную канистру силой. При этом взвешивая все за и против, механик прекрасно понимал, что промывальщика ему не одолеть. Потому и продолжал он метаться по домику; падать на кровать, вновь вставать и выскакивать на мороз, сильно хлопнув за собой дверью.
Попутно, припоминая свой былой опыт взаимоотношения с алкоголем, Владимир помнил ещё о том, что эти самые «внутренние боли» рано или поздно пройдут. Необходимо лишь передать, перегнуться; быть может, действительно, на что-то отвлечься… Однако, этих самых сил, которые позволили бы ему перетерпеть, переломить себя – он так и не мог в себе отыскать.
Глядя на лёгкое безумие напарника, Пётр начал понимать, что пока механика колотят похмельные синдромы, пока не пройдёт его «ломка», с ним вообще невозможно о чём-то говорит. Потому и решил он пойти на определённую хитрость.
«Я тебя раскодировал, я тебя и закодирую. По крайней мере, на ближайшую неделю ты будешь у меня трезв, как огурчик…»
– Собирайся… – Марченко вдруг решительно поднялся на ноги. – …Пойдём в пещеру. Разведаем тот самый ход, который так и остался без нашего внимания. Немного развеемся, подышим свежим воздухом, отвлечёмся, кое-что вспомним.
– Пока не нальёшь, не пойду… – категорично ответил Владимир.
– Пойдёшь, сучёнок. Никуда ты не денешься… – бывший уголовник схватил механика за руку и швырнул того к выходу.
В общем, пришлось Петру тащить Владимира силой. По крайней мере, на первых порах. Лишь оказавшись в штольне, механик несколько ожил. По крайней мере, он начал передвигаться самостоятельно, без каких-либо дополнительных тычков, пинков и тяжёлых ударов в спину.
Первое, что сделал Марченко, спустившись в подземелье, он поставил чистую тарелку в один из закутков штольни. Положив на неё пару кусочков хлеба и сыра, Пётр что-то тихо пошептал.
– Пытаешься задобрить духов? – с некоторой ухмылкой поинтересовался Панов.
– Нет. Хочу отблагодарить их за своё спасение. А заодно пообещать духам, похоронить погибших здесь людей, как только оттает земля.
– Петр, вот ты мне скажи: почему так происходит? Вроде бы сам, своими собственными глазами видел потусторонние существа… – будто бы извиняясь за свою случайную ухмылку, более мягко заговорил Владимир. – …Тем не менее, никак не могу заставить себя поверить в существование потусторонних сил.
– Верят в несуществующее. А тебе просто нужно знать, что они где-то рядом…
Марченко, уж несколько раз прошедший подземелье от начала и до конца, достаточно легко ориентировался в его перипетиях, потому и очень скоро ему удалось отыскать то самое ответвление, на которое они ранее напоролись вместе с Сергеем. В отличие от основного профиля штольни, данный коридор оказался значительно уже и ниже. Потому и двигались по нему мужчины лишь друг за другом, след в след, то и дела шоркая своими плечами по стенам и непременно пригибая голову, дабы случайно не долбанутся о что-то лбом или макушкой.
– Может, вернёмся? В этом чёртовом подземелье, я чувствую себя, как в гробу, чересчур жутко… – после минутного бестолкового движения по тёмному коридору, первым заскулил механик. Кроме похмельного синдрома, на Владимира, похоже, ещё и начали действовать некоторые симптомы клаустрофобии.
– Ещё немного потерпи… – ответил ему промывальщик, настроившись именно сегодня, узнать тайну данного тоннеля. – …Этот коридор не может быть бесконечным.
Марченко оказался прав. Через какую-то минуту тот узкий проход окончился, и мужчины оказались в некоем широком помещении. Уже можно было разогнуть спину и развернуть плечи.
Луч фонаря, планомерно блуждавший по тому объёму, непрерывно выхватывал из темноты то один угол комнаты, то другой. Вот он осветил ряд старых двухъярусных кроватей. Затем стол, несколько стульев. Все вышеозначенные предметы было деревянным и над ними изрядно поработало время, превратив данную мебель в трухлявое и шаткое старьё.