Два и два дало логичное четыре. Алекса машинально перемешивала мороженое в креманке и размышляла, что делать дальше. Ферди в панике. Он и хочет исцеления. И страшится его до желания покончить с собой. Он знает, что лицо ему восстановят. При богатстве семьи Тиарнаков это не проблема. Он боится другого — возвращения в ту жизнь, которой его заставляла жить мать. Поэтому меньше всего он желал говорить с Люком о своей спортивной карьере как капитана огненных баскетболистов, а больше и радостней вспоминал о беспечной жизни только в одном месте — в школе.
Кажется, придётся перебороть себя и поговорить с Кареем.
15
Обе сидели на скамейке в парке при корпусе. Насупленная Алекса смущённо представляла себе лицо Карея, когда он их увидит вдвоём. Но сделанного не воротишь, и теперь девушка машинально плела второй браслет для Ферди, время от времени, когда пальцы уставали, отщипывая от недоеденной булки кусочки и подкармливая голубей. Регина сидела рядом, закинув ногу на ногу, работая английской булавкой: по дороге в парк она купила в киоске пачку картона и теперь старательно протыкала один из листов, сочинив записку к Ферди. Кто — кто, а воздушница была абсолютно спокойна. И не потому, что переживала, а потому, что надо сдерживаться, — объяснила она. Иначе та тёплая погодка, которая вдруг солнечно и мягко легла на городские улицы, мгновенно закончится.
До Алексы только минуты спустя дошло, что непрерывная пасмурная погода в городе — возможно, одна из причин весенней депрессии Регины. Воздушников в городе совсем немного. В университете говорят — из опытных всего человека три. А если появляется такой сильный, как Регина, даже и взрослые трое с трудом справляются с последствиями его плохого настроения.
— Всё, — сказала воздушница и протянула истыканный картон Алексе. — Можешь посмотреть, что получилось.
Алекса подняла картон перед глазами: «Ферди, я хочу увидеть тебя! Регина».
— А я не хочу! — вырвалось у неё.
— Что? Не поняла, — уставилась на неё воздушница.
— Попробовала представить реакцию Ферди на твою записку, — как ни в чём не бывало сказала Алекса. — Вот я, Ферди. Сижу в темноте три года. И вдруг получаю записку… Да он даже гадать не будет, от кого она. Ему будет достаточно прочитать слово «увидеть», чтобы наотрез отказаться от встречи.
Сначала Регина скептически посмотрела на неё.
— Не дури. Это обычное выражение, как «солнце село или встало», хотя солнце не делает ни того ни другого. Он сразу поймёт, что я просто хочу встречи.
— Это обычное выражение для человека, который живёт обычной жизнью, — заметила Алекса. — Ферди уже не обычный человек. Он гораздо тоньше чувствует всё, что касается его. Вдумайся в то, что я говорю: три года общения только с братом, изредка с родителями, с целителями и только теперь со мной. За эти три года он научился видеть ауру — то есть тонкость его восприятия возросла гораздо более нашего уровня. Да и завуалированный командный тон записки — хочу! Он-то сейчас себя в безопасности чувствует — закрытый ото всех. И вдруг такое заявление… Тебе бы в первую очередь выяснить, а хочет ли он вообще встретиться с тобой. А ты заранее объявляешь о собственном желании… Так что, прежде чем что-то писать ему, надо думать и думать, как строить фразы.
Регина медленно порвала картон и нахмурилась, глядя на дорогу внизу.
— Алекса, — вкрадчиво вдруг сказала она. — А тебе Ферди нравится?
Алекса усмехнулась. И предупредила:
— Только не обижайся… Ферди для меня как второй Люк. Младший братишка. Когда я думаю о нём, постоянно беспокоюсь, как бы он чего не учудил. Он мне нравится, как очень наивный человек, но иногда его хочется шлёпнуть по заду. — Про попытку самоубийства Алекса умолчала. Побоялась, что воздушница вспылит и наделает дел, о которых потом пожалеет, да и её обвинит, что спровоцировала.
Регина вздохнула и уткнулась в картон на колене.
Свой вздох Алекса приглушила. Не поторопилась ли она с признанием воздушнице? Может, сначала надо было спросить у Маргот, а любит… Любил ли Ферди Регину… Регине всё равно легче: ей разбираться только со своим давним возлюбленным. А у Алексы впервые столько проблем, которые разрешать только ей. Нет, в семье из-за младших, из-за Эмбер с её малышкой Венди приходилось и волноваться, и нервничать. Но всё это было каким-то единым волнением, единым пространством, где всё понятно и все как на ладони. Семья же. Если что — и помогут…