— Ну, я бы хотел… — лениво начал Карей. — Поужинать…
Она при всей этой его медленной речи хотела было вставить в одну из пауз самонадеянное: «Вдвоём?» Но он облизал губы, не отрывая того же загадочного взгляда от девушки, и закончил:
— И чтоб было только одно блюдо.
Растерянная девушка, не привычная пока к флирту, не нашлась, что ответить. Но, кажется, от неё ответа и не ждали. Машина рванула с места.
До дома Алексы добрались в полном молчании, лишь изредка встречались взглядами в верхнем зеркальце водителя, и каждый раз девушка вспыхивала улыбкой от чувства, которое она испытывала и которое ей хотелось бы назвать лишь одним звонким и блестящим словом — счастье!
Мама, услышав, что именно для Ферди решили устроить Карей и Алекса, быстро собрала им нужные блюда, пока Карей продолжал очаровывать Люка и младших сестёр Алексы. Мимоходом Алекса успела сообщить ей о досрочном тестировании. Только это маму и заставило сомневаться.
— А ты будешь всё успевать?
— Карей обещал возить меня везде, когда сможет, — легкомысленно отозвалась Алекса. — Это во-первых. Во-вторых, кажется, мне грозит личная машина от огневиков. Я теперь важная персона. — И засмеялась, обнимая маму. — Ты не представляешь, как я боюсь! Единственно, что хорошо: мне самой делать почти ничего не придётся! Все материалы для тестирования мне предоставят сами огневики. Так что за мной только браслеты-обереги и другие талисманы — ну и личные встречи с огневиками. Декан сказал, что дар у меня крепкий. Ты не представляешь, как я боялась, что он преходящий.
Когда нагруженный сумками Карей вышел к калитке, он обернулся к Алексе, открывшей ему дверцу машины, и спросил:
— Ты уверена, что справишься с Ферди, если он… обозлится из-за Регины?
— Как-то не представляю, что Ферди — и умеет злиться. Но, если что — приму на себя вину, что Регина присутствует на ужине. Поехали быстрей. Нам ещё за мороженым, а потом тебе провожать Регину.
Алекса храбрилась, но всё же побаивалась, что Ферди рассердится. Тот новый Ферди, которого она узнала ночью, был не только непривычен, но и необычен. И предугадать его настроение теперь казалось невозможно. В доме Тиарнаков Алекса села рядом с Ферди на знакомую кушетку и сказала:
— Ферди, не обижайся. На ужине будет Регина. Говорю заранее, чтобы ты привык к этой мысли. И это придумала я.
— Зачем?
— Она счастлива рядом с тобой. Так пусть ей достанется кусочек счастья.
— Ты говоришь как-то странно.
— А чего странного? Разве это не счастье…
Ферди перебил:
— Алекса, я о другом. У тебя голос странный. Он как будто колокольчик. Звенит.
Девушка чуть в голос не ахнула. Совсем забыла, что Ферди в темноте научился слышать голоса гораздо чётче, чем обычный человек. Потупившись и забыв, что Ферди, видящий лишь линии ауры, не видит, что она покраснела, Алекса еле слышно ответила:
— Мы поссорились с Кареем, а потом помирились.
В темноте Ферди улыбнулся:
— Против Регины на ужине возражать не буду. Но это только потому, что не хочется портить тебе настроение.
Но получилось иначе.
Когда сеанс закончился, когда на столе расставили блюда, привезённые с кухни Тиарнаков, когда добавили к ним разложенные на салфетках блюда из маркета и из дома Коллумов, а потом Карей привёл Регину и все уселись, Ферди встал и сказал:
— Внимание!
И щёлкнул пальцами. Заигравший на них огонёк он поднёс к подсвечнику, который стоял посреди стола. Когда все свечи были зажжены, он взял канделябр и поднёс к своему лицу. Осветив его со всех сторон перед своими замершими от неожиданности гостями, парень кивнул Регине.
— Я уезжаю из города в старое поместье Тиарнаков — через неделю. — Он поставил канделябр на стол и подошёл к окну. Резкое движение — и комната осветилась заходящим солнцем. А Ферди, усмехаясь, сел у стола.
20
Карей с какой-то отчётливой гордостью и любовью взглянул на уродливое, пятнистое от ожогов лицо старшего брата и спросил:
— И сколько по времени ты добрал?
— При ярком солнце, но в тени — до двадцати минут. Сейчас рисковать не буду. Минут пятнадцать с вами посижу.
Алекса, внутренне зажавшись от напряжения, посматривала на ошеломлённую Регину. Одно дело — говорить о своей любви человеку, которого не видишь. Другое — видеть перед собой мозаичную маску с перекошенным ртом — и всё это вместо прекрасного когда-то лица. Можно помнить о том, что всё это легко исправить. Но как много значат первые минуты истины… Что же скажет Регина на мальчишески задорное заявление Ферди?