Сиверов без предупреждения ударил Прохорова левой рукой в челюсть. В этот момент охранник на заднем сиденье выхватил пистолет, но выстрелить не успел. Глеб опередил его. Пуля угодила в плечо, и рука с пистолетом повисла плетью, оружие выскользнуло на пол.
– Лучше не дергайся, – предупредил Глеб.
Компьютерщик забился в угол и от ужаса закрыл глаза, готовый к тому, что его сейчас пристрелят.
Прохоров тряхнул головой и открыл глаза. Увидев собственное отражение в черных зеркальных стеклах очков, он почувствовал, что задыхается. Рука сама собой потянулась к горлу, чтобы расстегнуть пуговичку воротника.
Глеб взял чемоданчик и, натянув цепочку, выстрелил в нее. Треснувшее лобовое стекло осыпалось. Юре показалось, что выстрелили в него. Он обхватил голову руками и упал между сиденьями. Шофер медленно поднял руки, показывая, что не собирается сопротивляться.
– Ключ! – властно приказал Сиверов. Прохоров несколько секунд смотрел на пистолет в руках байкера, не в силах поверить в происходящее. Он нутром почувствовал, что противник не любит считать до трех. Если его просьба не будет выполнена, он нажмет на спуск без предупреждения. Прохоров медленно запустил два пальца в нагрудный карман, извлек из него маленький ключ замысловатой конфигурации и опустил его в ладонь Глебу.
– Пока, – сказал Сиверов, отступая в темноту, из которой в джип била ослепляющая фара мотоцикла.
Двигатель взревел так, что показалось, будто камни осыпаются со стен. Шофер кулаком выдавил остатки провисшего лобового стекла и выхватил пистолет. В этот момент погасли огни мотоцикла. Шофер наугад несколько раз выстрелил. Гул удалялся.
– Твою мать! – отчаянно закричал Прохоров, корчась от боли.
Когда пуля перебила цепочку, браслет впился в кожу, из-под него сочилась кровь.
Тем временем перед знаком, установленным Клаусом у входа в тоннель, уже собралось несколько машин. Водители раздумывали, что делать. Спросить было не у кого.
Сиверов проехал пару километров. Дальше начинался каменный арочный виадук, внизу, переливаясь через камни, бурлила горная река.
Глеб снял с багажника туристический рюкзак, завернутый в мешковину, сорвал ее и быстро переоделся. Сменив кожаную в заклепках одежду байкера на серый спортивный костюм, он кинул ее на мешковину, положил сверху пистолет и сбросил вниз. Вода подхватила одежду.
Глеб стал на подножку мотоцикла, почти до упора повернул ручку газа, машина рванулась вперед. Тяжелый мотоцикл протаранил ограждение. Сиверов выпустил руль из рук, отпрыгнув в сторону. – Сверкнув никелем, тяжелая машина рухнула в горную реку. Холодная бурлящая вода подхватила это адское создание и потащила его по острым камням.
Сиверов открыл чемоданчик, переложил диск в пластиковую коробку, на обложке которой значилось “Вагнер. Лоэнгрин”, забросил рюкзак за плечи и исчез в придорожных зарослях. Он уже слышал вой полицейских сирен по ту сторону тоннеля.
Когда Глеб, поднявшись по склону, оказался на том же самом шоссе, практически ничего в нем не напоминало о его байкерском прошлом: теплый спортивный костюм, ярко-зеленый рюкзак за плечами, на поясе плейер, на шее наушники. Любитель путешествовать автостопом и послушать музыку, он медленно брел по обочине, отставив руку с вскинутым большим пальцем.
Первая же машина притормозила, чтобы подвезти туриста. Вскоре автомобиль вынужден был остановиться: впереди у самого въезда в тоннель случился затор. Сверкали полицейские мигалки. К городу неслась машина “скорой помощи”, увозя раненого охранника. Через полчаса дорогу освободили. Глеб абсолютно безразличным взглядом скользнул по разбитому джипу, возле которого подавленный Прохоров с помощью компьютерщика Юры давал показания полиции.
– Русская мафия, – сказал шофер, – даже сюда добрались. Раньше их только в Австрии слышно было. Разборки, – добавил он уже вошедшее в газетный обиход русское слово – Разборки? – переспросил Сиверов, пожимая плечами. – Что это такое?
Водитель принялся объяснять непонятливому пассажиру-немцу, что такое бандитские разборки. Глеб еле сдерживал улыбку, понимая, насколько далеки представления швейцарцев о реальностях российской жизни.
Глава 3
Месяц назад полковнику налоговой полиции Кириллу Андреевичу Кривошееву исполнилось сорок шесть лет. День рождения отметили скромно – на даче. Были несколько сослуживцев, родственники, жена и дети. К вечеру подтянулись соседи.
Старинная двухэтажная дача, доставшаяся Кривошееву в наследство от отца – генерала Советской армии Кривошеева, находилась в сорока километрах от Москвы, поэтому Кривошеев мог жить на ней почти круглый год. Дорога до города была хорошей, гладкой, однако жить на даче полковник не любил. Комары, мухи, запах цветов, падающие яблоки – все это Кирилла Андреевича раздражало. Восторги жены, ее вздохи, ахи по поводу великолепия окружающей природы доводили его порой до дрожи.
– Уймись, Ольга, хватит, – говорил жене Кривошеев, – я уже это слышал миллион раз.
– Ну, ты посмотри, Кирилл, какая красота вокруг, – распахнув настежь дверь балкона на втором этаже и стоя в длинной ночной сорочке, произносила супруга, глядя на открывающуюся панораму из плодовых деревьев, облаков и лужаек.
Где-то кричали петухи, лаяли собаки. Кривошеев ежился, нервно хватал подушку и прятал под нее голову.
– Не слышать бы мне вас всех. И так голова от проблем пухнет, а тут еще ты со своими восторгами.
С дачи полковник Кривошеев уезжал всегда с легким сердцем. В семье было две машины: маленький серебристый “Фольксваген-гольф”, которым пользовалась супруга, и белая “Волга” – машина полковника. Полковнику полагался и служебный автомобиль, однако пользовался им Кривошеев редко, лишь тогда, когда знал, что предстоит какой-нибудь фуршет или небольшое торжество. Тогда он позволял себе немного выпить, и за руль, естественно, не садился.
Вот и сегодня от радостного восклицания оптимистки-жены полковнику Кривошееву пришлось оторвать от подушки голову.
– Ты слышишь, Кирилл, как птицы поют, прямо-таки заливаются!
"Чтоб они сдохли”, – подумал Кирилл Андреевич, направляясь в ванную комнату. Он тщательно выбрился, пригладил редкие волосы. Лицо было землистого цвета с мешками под глазами. “Выгляжу я ни к черту, – подумал Кривошеев. – Ничего, скоро это кончится. Стану я красивым, как звезда Голливуда”.
Среди сослуживцев Кирилл Андреевич пользовался непререкаемым авторитетом. У него спрашивали совета, с ним консультировались. Решения, которые предлагал Кривошеев, всегда отличались оригинальностью. Иногда они шли вразрез с законом, но неизменно давали блестящие результаты.
Полковник знал, что он из всех, кто работает с ним рядом, самый лучший, самый талантливый, самый толковый, и, как всегда бывает в подобных ситуациях, Кирилл Андреевич был убежден, что его недооценивают, что ему по жизни недодают.
Почти всю свою сознательную жизнь Кривошеев имел дело с деньгами. Он проверял крупные предприятия, холдинги, торгово-промышленные объединения. К огромным цифрам с многочисленными нулями Кривошеев привык. Они не приводили его в дрожь, как простого обывателя. На колонки цифр он смотрел так, как корректор смотрит на текст: с одной единственной целью – найти не правильно поставленную запятую, двоеточие, тире, не ту букву и после этого мерзко и сладенько улыбнуться, потереть ладонь о ладонь, сплести пальцы, громко хрустнуть ими и сказать, естественно, не вслух: “Вот и попались, голубчики”. Затем быстро-быстро с помощью компьютера все просчитать и получить ответ – насколько же из-за не правильно поставленной запятой пострадало государство. Затем с этим ответом прийти к начальству, быстро и толково – так, чтобы глупые начальники смогли понять схему, все объяснить, преподнести результат на тарелочке.
– Ну, Кирилл Андреевич, ты просто молодец. Хорошая работа.
– Стараемся, – как правило, говорил Кривошеев, и его узкое лицо становилось еще более вытянутым, похожим на огурец.