Влетели в комнату и здесь закрылись на все замки. Свет не включали. Борис стоял у крохотного оконца с видом на въездные ворота и на беседку посреди усадьбы. Громовой рокот с неба приближался. Над виллой завис вертолет, и вся округа раскалывалась от его дьявольского шума. Вертолет включил нижние фары, и свет от них грянул на усадьбу.
— Смотри, смотри! — показал Малыш. — Генералы!.. Борис увидел подъехавшие к воротам машины. Возле головной стояли два военных, — форма генеральская, и еще офицеры, и милиционеры, и штатские.
— Тут есть еще одна комната, — не своим голосом прохрипел Борис.
Надавил нужное место: замок щелкнул и наглухо заделанная в стене дверь отворилась. Вошли, включили свет.
— Здесь можно, тут нет ни окон, ни щелей, — сказал Борис. Он был бледен, голос его прерывался. — Чемодан! Мой чемодан. Там ценности и вещи.
— Вещи! Ему нужны вещи! Не чуди, Борис. Подумай о том, как сохранить голову.
— Почему так все внезапно и никто не предупредил?
— В России переменилась власть, пришел диктатор. Нас приказал взять первыми. Будут судить, расстреляют.
— Но за что? Что я сделал?
— Деньги сделал! Перевел в западные банки.
— Деньги законные. Я получил по договорам.
Вертолет над виллой поднялся, стал удаляться. А за стенами слышались крики людей.
— По договорам? А по моим рисованным картинкам сколько тебе перечислили? А миллиарды из батюшкиного наследства, — они, что ли, обошлись без моей живописи?
— Что будем делать?
— Переводи деньги в фонд «Возрождение казачества».
— А это что за фонд?
— Пиши быстрее чеки. И подписывай задним числом. Я тоже туда переведу.
— Ну что это за фонд? Что он нам даст?
— Спасенье даст, вот что! Фонд благотворительный, там инвалиды, матери-одиночки, многодетные семьи… сможем сказать: наши денежки народу служат. А кроме того, я в этом фонде главный учредитель и, когда ты захочешь, любую сумму выдам тебе.
Иванов колебался. А Малыш выписывал чеки на правление фонда. Крикнул:
— Пиши, а то будет поздно!
— Но кто же передаст наши чеки?
— А это моя забота. Не все нас предали!
Борис вынул чековую книжку и, как указал Малыш, написал четыре чека.
— Ну вот, — сказал Василий. — Это уже кое-что. Но у тебя остаются еще деньги.
— Сосчитал в чужом кармане.
— Борис! — стукнул по столу кулаком Малыш. — Деньги наши грязные, их все равно возьмут, но если мы отдадим их сами, нам сохранят жизнь. Пиши чеки!
— И все на фонд?
— Только на фонд. Я тебя подводил когда-нибудь?
Все знали, и Борис тоже: слово Малыша железное. И все чеки, и все другие нужные документы были выписаны и оформлены. Не знал, не ведал, конечно, Борис, что магический благотворительный фонд был только вчера открыт и утвержден властями и единственным учредителем и распорядителем всех его средств был гражданин России Василий Васильевич Лыков.
Малыш за руку вывел Бориса в гараж и здесь почти бесчувственного втолкнул в «Волгу». И, показывая на сидевшего за рулем человека, сказал:
— Костя доставит тебя в безопасное место.
Костя на скорости вылетел со двора.
…Борис Иванов, проснувшись утром в комнате на конспиративной квартире Кости Воронина, обнаружил, что правая щека у него как бы стронулась с места и куда-то плывет. Подошел к зеркалу и увидел, как лицо его дернулось один раз, второй, и через равные промежутки времени, будто его же и передразнивало. Прижал рукой, — оно дергалось под ладонью. Опустил руку, с минуту было спокойным, но затем снова продолжился тик. И так мерзостно, так противно, — вместе со щекой вскидывается верхняя губа, приоткрываются зубы. Помнится, так он в детстве дразнил мальчишек, а бабушка Катя, мать отца, приезжавшая в Москву из Тамбовской деревни, говорила: «Будешь косоротиться, навсегда останешься таким». Неужели навсегда?..
Жутковато стало Борису. Сел он в кресло, обнял голову, застонал. Когда же это и почему с ним случилось? Наверное, от страха и волнения или от осознания того ужасного обстоятельства, что прошлой ночью он в одночасье перестал быть богатым.
Пришел из кухни Костя, принес дымящийся кофейник, печенье, конфеты, горячие булочки с маслом.
— Садитесь, Борис Силаевич, вы здесь в безопасности. Но только одно условие: на улицу носа не показывать.
Борис подсел к столу, потрогал щеку, смущенно проговорил:
— Да вот, — с лицом что-то неладно, нервный тик появился.
— Ничего, это бывает. У нас ребята как в свару со стрельбой попадут, так наутро он непременно привяжется, тик этот самый. То бровь дергается, то щеку куда-то тянет.