На подоконнике лежал раскрытый томик Фенимора Купера. После школы Любочка решила восполнить пробелы в образовании и взялась за серьезную литературу.
– Кальмар на Павелецкую глаз положил, а Поплагуев не отступается, – объяснила она. – Вот идут мозги вправлять.
Она непонимающе обернулась на хлопнувшую дверь.
– Скажи-ка! – удивилась Наташка. Она стояла у выходившего во двор окна. Алька, уже в тренировочном костюме и кроссовках, вернулся, приплясывая.
У беседки, возле теннисного стола, само собой, поджидал Оська Граневич. Но был он не один. Рядом тревожно постреливал глазами Валеринька Гутенко. Здесь же, оглаживая спадающие по плечам волосы, переминался с ноги на ногу Боря Першуткин.
Трое из десятка обещавших поддержку накануне.
– Видишь, пришли, – упрекнул Алька подругу. – Не густо, конечно. Но всё-таки.
– Вижу, – буркнула Наташка. В крепость подмоги она, похоже, не верила. Как и сам Алька.
Гутенко, бас-гитарист из их ансамбля, был, по убеждению Альки, враль и хвастун, каких мало. Можно ли опереться на него в серьёзной драке, Алька сильно сомневался.
Особенно удивительно было присутствие Першуткина. В классе Боря Першуткин был «вещью в себе». С длинными и холёными, по плечи, волосами, с тягучей, распевной речью.
Чуть ли не единственный в классе искренне любил поэзию. В магазинах, в разгорячённых очередях за мостолыжкой или ливером, читал Бодлера и Веневитинова – напрашиваясь по морде. Обычные мальчишеские заманухи: спорт, машины, оружие, – его не привлекали. Потому друзей среди ребят не имел. Было в нем что-то избыточно слащавое, в пацаньей среде не принятое.
А вот среди девчонок утончённость и деликатность Бориса ценились. Его охотно приглашали в девичьи компании. Как лучшей подружке поверяли секреты.
Но главная фишка, что снискала Першуткину расположение девочек, – репутация тонкого знатока моды.
Мир моды, к которому пристрастила сына мать – театральная портниха, стал его страстью.
После уроков Борис торопился домой пофантазировать над выкройками в свежем номере журнала «Колхозница». Если же матери удавалось достать «Бурду», зависал над нею сутками. Вникал в тонкости, другим недоступные. Легко, к примеру, разбирался в деталях диковинного пэчворка – мозаичной техники лоскутного шитья.
Но ждать от робкого книгочея серьёзной подмоги в драке точно не приходилось.
А вот Велькина, на которого очень рассчитывал, не было.
Правда, от беседки доносились гитарные переборы. Значит, был кто-то ещё.
Алька силился разглядеть гитариста. Безуспешно. К тому же мешал сгущающийся туман. Но тут Оська заметил силуэт в окне и с хитрой улыбкой шагнул в сторону.
Гитарист сидел на теннисном столе, забросив ногу на ногу и склонившись ухом к грифу. Недовольный сфальшивившим аккордом, он рассерженно пристукнул струны и очень знакомо прикусил нижнюю губу. И по этому движению Алька узнал его.
– Ё-жи-ик! – завопил он.
– Лоша-адка! – ответили из тумана – на два голоса.
В полном восторге схватил Алька саксофон. Вспомнив, что играть не может, отшвырнул его на софу. Вскинул к губам запылившийся горн, проиграл построение на линейку.
– Ты что вдруг?! – удивилась Наташка.
– Клыш! Это же Клыш! Понимаешь ты?!
Он коротко, победно чмокнул Наталью в носик и метнулся из квартиры.
– Клы-ыш! – еще от подъезда возопил Алька. В возгласе его слились удовольствие при виде дружка детства и радость от того, что встреча эта случилась в самую нужную минуту.
Клыш соскочил со стола. Данька не сильно вымахал за эти годы, – так и не дотянул до метр восемьдесят. Но по той ловкости, с какой спружинил он при прыжке, угадывалось, что к природной резкости прибавилась натренированная взрывная сила. Во взгляде его, всегда прямом, пытливом, с монголинкой, появилась незнакомая дерзкая насмешливость, с какой, похоже, он привык начинать знакомство. Этот новый для Альки человек словно говорил всякому, с кем сводила его судьба: «Ну-с, поглядим, стоишь ли ты моего внимания?»
На языке Альки вертелся вопрос, который чуткий Клыш угадал тотчас.
– Знаю, – упредил он.
И без предисловий добавил, как само собой разумеющееся:
– Будем драться.
У Альки отлегло. Он протянул для рукопожатия левую руку. Но Клыш подхватил правую, в гипсе. Помял пальцы.
Алька поморщился:
– А ничего. На крайняк, гипсом сверху наварю, мало не покажется.
– Если б по-честному, – осторожно вступил Гутенко. – А то Кальмар, он наверняка целую кодлу притащит. А наши, как назло, запропали, когда каждый штык на учёте.
Он искательно глянул на Альку: