– Горько! – подхватили остальные.
Наташка и Алька, счастливые, раскрасневшиеся, поднялись и потянулись друг к другу с поцелуем, – под восторженные крики. Непрошенной поднялась Валя Пацаул, потащила вверх Велькина.
– Мы с Пашей тоже решили пожениться… Скажи!
– Валя говорит: иначе неудобно, – подтвердил Велькин.
– А которые не женятся, те дабы не нарушать гармонию! – возопил Котька и впился в губы соседки – Мари Шторм.
Крики сделались громче.
Кричали все, кроме Сонечки. Она не стыдясь плакала и сквозь слезы завистливо зыркала на Котькину подружку, как ребенок, на глазах у которого поедают любимое мороженое.
Сама переменчивая Мари исподволь поглядывала на румяного хозяина квартиры. Нынешним кавалером она уж пресытилась.
Гул смолк: в дверном проёме в приталенном плащике и с чемоданом стояла Любочка Павалий.
– Там дверь не заперта! – объяснилась она. Смущенно улыбнулась. – Так захотелось перед отъездом всех вас повидать. Сегодня с Владюлей в Москву уезжаем, с родителями его знакомиться. Отпросилась к подругам попрощаться. Вроде девичника. Приютите на пару часиков? Просто посидеть напоследок!
– А то не приютим! А то не родная! А то не проводим! – Валеринька Гутенко ужом подлетел, отставил чемодан, стянул плащик. Как-то само собой освободилось местечко возле Клыша. Сидящий подле Баюн наполнил бокал. Любочка наклонилась, нюхнула:
– Опять сивуху пьёте!.. Ну, разве что символически!
Пригубила.
– А штрафную? А за семейное счастье?! – встрял Баулин.
– Какие же вы обормоты! – Любочка сделала большой глоток. Отставила.
Но уже поднялся Поплагуев.
– Доны и донессы! Сегодня особенный день. Все мы вступаем в жизнь. Как говорит мой папахен, суровую, как солдатская пряжка. Уходит золотое детство. И так совпало, что в знаменательный этот день провожаем первого человека из Дома Шёлка! Нашу, можно сказать, общую любимицу отдаём замуж за неведомого московского человека! – Алька ловко смахнул несуществующую слезу. Шмыгнул носом. – Так давайте, чтоб запомнилось! За тебя, Любочка! До дна! А то счастья не будет!
Прочувствованный спич Любочку растрогал. Она выпила полный фужер, порозовела и весело принимала поздравления.
Меж тем становилось всё шумнее.
Катушечный магнитофон, дотоле «барабанивший» голосом Гнатюка, всхрюкнул и выдал «Падает снег».
– Ой, лапочка Адамо! Любимчик! – первая дворовая оторва и эпатажница Светка Литвинова выскочила на середину комнаты, стянула через голову платье и, оставшись в открытом купальнике с розочкой на плавках, принялась медленно извиваться под музыку.
Конечно, главным здесь был не Адамо, а купальник. Купальник этот она сфарцевала у спекуля и третий день таскала на себе, ища случай публично продемонстрировать.
Глядя на извивающуюся Светку, нахохлившийся Гранечка сжал зубы, яростно схватил пригубленный бокал и, хоть и давясь, впервые в жизни допил до дна. Изумившись самому себе, наполнил заново – дабы закрепить навык.
Воспользовавшись тем, что хлопотавшая по дому Наталья отлучилась на кухню, Мари Шторм очень ловко перехватила в коридоре Альку, безмолвно втолкнула в кладовочку, оставленную Зулиёй и Фомой. – Иди что покажу! – пробормотала она. Захлопнув ногой дверь и прижав его спиной к шкафу, жадно впилась в губы.
– Уймите ваши порывы, барышня! – Алька захихикал. Принялся неловко отбиваться. Но разохотившаяся Мари уже поползла вниз.
– Молчи, дурачок! Сделаю приятно, – горячо прошептала она. Натренированным движением ухватилась за змейку, попыталась дёрнуть.
Дверь распахнулась. Через проём в кладовку полился свет из коридора. И в этом проёме таращилась на них Наташка Павелецкая.
Алька дёрнулся, на сей раз нешуточно, отбросил насильницу в сторону.
– Татка! Это совсем не то, что ты думаешь! – пробормотал он, чувствуя себя полным идиотом.
Почерневшая Наталья, поджав губы, развернулась. Входная дверь хлопнула.
– Ты – дурра! – заорал на Мари Алька. Оправляясь на ходу, кинулся догонять.
– Чего она, шуток не понимает? – удивилась Мари.
Алька добежал до двери, когда снаружи позвонили.
«Вернулась!» – счастливый, готовый упасть на колени, распахнул дверь. Отшатнулся.
Вместо Натальи в квартиру ввалился изможденный, невеликого росточка сорокалетний человек с задранным кончиком носа – в форме башмачка с воронкой посередине, – будто подмётка продырявилась. Это был сосед Поплагуевых по площадке пьяница Николай Сергач. Впрочем, на работе, в Обществе по распространению знаний, где Сергач трудился лектором-международником, он слыл за человека вовсе непьющего, хотя и слабого здоровьем. Спасали хорошая реакция и жена – старшая медсестра в райполиклинике. Всякий раз, готовясь впасть в запой, Сергач успевал оформить больничный.