Тору сглотнул ком в горле, отдышался и встал, ощущая одеревенелость своих ног. Туманная пелена не сходила с его глаз, в голове звенело множество фуринов разом. Он оглядел себя: свои руки, ноги, грудь. Не было крови, ран, кусков мяса, вываливающихся из разодранной кожи. Только сильно саднила спина, помня о ударах палки бамбука.
Шокированный, он бросился вон, на свежий воздух, на ходу собирая плечом все деревянные рамы и не замечая этого. Тору выбежал на улицу и, обув сандали, кинулся в курятник.
- Не может того быть… - он не верил тому, что видел: все курицы, все до единой, все те, чьи трупы он убирал своими собственными руками, они все были живы. Они были сонными. Но живыми.
- А… а… - неверующе качая головой, ослабевший Тору вышел. А потом сорвался на бег: - Чи-тян!
Малышка Чи, натирающая тряпкой гладкие доски энгава, удивленно вскинула голову:
- Тише ты. Госпожа ещё спит, - шикнула она на него. Заметив страх на лице брата, она забеспокоилась. – Онии-сан, что?
- Чи-тян! – Тору, затормозив, вцепился руками в края веранды. – Чи-тян, что произошло?!
Девочка отодвинулась, убирая подальше и ведро с водой, боясь, что Тору может его случайно опрокинуть.
- В чем дело? – Чи не знала, как реагировать на эти крики.
- Меня била госпожа? – парень сжал хрупкие плечи, чуть встряхивая Чи. – Била или нет?
- Тору, да чт?.. – его сестра вгляделась ему в глаза, предприняв попытку понять охватившее их безумие.
- Чи, отвечай! – он сильнее впился пальцами. – Я показывал тебе куру со свёрнутой шеей?
- Я не понимаю, - девочка сжалась под этим взглядом. -…Н-не понимаю, о чем ты говоришь…
Беспомощно рыкнув, Тору вскочил, выпуская Чи. Он был уверен, что произошедшее не было сном. Но если вся птица цела, значит Хацумомо не за что было его бить – тогда почему его спине больно, как от давешних ударов?
Чи убежала в дом.
Тору запустил пятерню в свои волосы и облокотился на энгава. Как быть – он не ведал. И кицунэ, её маска, её хвосты не выходили из головы. А когда вспоминал, как он падал с обрыва, а потом тонул в ледяной воде, становилось жутко.
Зашелестел папоротник и неслышно замычала сакура о чем-то своём, неизвестном. Тору не заметил, как сзади подошли, полностью потонув в своих думах.
- Охаё годзаймас, - раздалось над головой. Тору вздрогнул от неожиданности и обернулся.
- А… Охаё годзаймас, Морико-сама, - в ответ на кивок бабки он рассеяно поклонился.
- Не спалось? – сонная старуха не выходила полностью на веранду, оставаясь в тени помещения, полускрытая сёдзи. Чтобы не ранить свои старческие глаза резким переходом от темноты к свету. – Ты очень плохо выглядишь, мальчик.
- Ииэ, - отрицательно мотнул он головой. – Просто… - замешкавшись, Тору отвёл глаза, - нет, ничего.
Морико задумчиво провела подушечками сухих пальцев по гладкой, натёртой воском, поверхности рамы.
- Тень идёт за мной
Лисицею крадётся
Боится света… - вздохнула с улыбкой бабка, читая хокку. Закусив губу, она вгляделась в восходящее солнце за горой.
Тору почувствовал, как по нему прошла дрожь подобно ряби по воде.
- Это Кокоро, - пояснила Морико, называя автора. – Малышка Чи вчера так укатала меня с духами, что во время сна выскочил из закоулков моей памяти этот старый стих.
- Морико-сама, - начал было Тору и осёкся. Но всё-таки решился: - Морико-сама, а морок они сильный наводят?
- Кто? – не поняла сначала бабушка. – О… Ты о кицунэ?
- Угу.
- Ну да, могут и сильный, - вслух подумала Морико. – А что… - она хитро приподняла уголки губ, - неужто над тобой дух пошалил?
Тору молчал.
- Хе-хе-е, - бабка поправила рукав своего одеяния. – Почувствовал, значит, всю мягкость сакуры лисьей? Показала она тебе разницу между количеством хвостов? Проучила за недоверие? – старушка от собственного смеха слабо закашляла.
Тору вспыхнул и отвернулся. Разозлённый и обиженный словами старушки, он ушёл, чувствуя, как побитую спину прожигает шороховистый смех вместе с кашлем.
Морико мягким взглядом проводила его со двора, а потом посмотрела на дальние верхушки лесов. Сладко затянуло в её груди. И Морико улыбнулась, оголяя остатки зубов. Улыбка эта была похожа на звериный оскал.
- А пошалила-то красавица-кицунэ-ренко, - нараспев протянула необычным голосом Морико: свежим, глубоким, без старческой скрипучести. И лицо бабки враз помолодело. Резкие морщины разгладились, с губ сошла желтизна, кожа повлажнела, стали темнее седые волосы. Верхние веки приподнялись, и миру открылись ясные карие глаза, горящие задоринкой.
Морико хихикнула по-девичьи, сощурилась лукаво, приподняла длинными тонкими пальцами край кимоно и сделала маленький шажок в сторону. Белый носочек заскользил по деревянному полу.
Она отпустила другой рукой раму, на мгновение задержавшись на ней коготками.
Розовая заря освящала её вытягивающуюся фигуру для нарисованных чудовищ на рисовой бумаге стен помещения.
Омолодившаяся женщина медленно шагала от одной стороны сёдзи к другой, и тень скользила за ней следом. К хрупкой лодыжке черная лапа, к точёному стану черный лисий облик, к аристократичному профилю стоящие торчком черные острые уши. И хвосты, семь хвостов у лисьей тени, ступающей в аккурат плавным человечьим шажкам.
И хмыкнула уже юная девушка, и растворилась в складках своего шёлковое кимоно, чтобы потом вынырнуть из него рыжей лисицей в маске.
И легкой поступью сбежать в лес, заметая следы хвостами.
Звонко в то утро и весь день, до самого сумрачного вечера и загадочной ночи раздавался низкий смех и играли вкруг эноки загадочные огни – танцевала довольная кицунэ.
И завтра вновь она обратится старой Морико, чтобы опять рассказать Чи и Тору о своих тайнах, чтобы снова, как это делает уже долгие мгновения времени, поиграть с сероглазым юношей Тору. Не любит кицунэ время. Власть оно имеет над людьми, но подчиняется лисам – с маленьким условием, что летопись жизни не будет нарушена.
И когда полюбит лиса своей странной, непонятной любовью-игрой человека – ничего ей уже не остается, как перематывать минуты назад, чтобы быть с любимым в том отрезке его времени, где его не настигает старость и смерть. Зная, что ответа на чувства не получит, показавшись в двух своих ипостасях – смеётся и танцует, рисуя вокруг старого дерева с серой корой, огни.
Тсубонива – японский сад малого размера.
Торо - традиционный японский светильник, сделанный из камня, дерева или металла.
Ходзичи, или ходзича — сорт зеленого чая, который производится в Японии.
Листья Банча – листья чая позднего сбора, его собирают летом и осенью.
Кицунэ – персонаж японского фольклора. Девятихвостая лисица.
Кицунэ-ренко – «тёмный» подвид лисицы.
Сёдзи - это разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме. Двери-сёдзи часто делаются раздвижными.
Дайбан – низкий напольный столик.
Дзабутон - плоская подушка для сидения. Дзабутон обычно используется для сидения на полу.
Энгава - открытая галерея, «веранда», огибающая с двух или трех сторон японский дом.
Бисёдзё – красивая девушка.
Футон - традиционный японский матрас.
Эноки, или «железное дерево» - распространённое в Японии дерево. Высокое, имеет серую гладкую кору; часто ассоциируется с чем-то мистическим. С ним связано много легенд.
Фурин – колокольчик, сделанный из стекла и металла.
Охаё годзаймас – Доброе утро.
Хокку - жанр и форма японской поэзии; трёхстишие, состоящее из двух опоясывающих пятисложных стихов и одного семисложного посередине.