Однако Аркенен докурил трубку и выколотил из нее пепел на ствол дерева, где они сидели. Он уже видел в воображении это дерево выпрямившимся и очень удобным для того, чтобы вздернуть на нем знаменитого капитана, о котором шла сейчас речь, если только он когда-либо будет пойман. Но Аркенен должен был сохранить эту мысль про себя, потому что девица де Фреваль поднялась с места и начала рассматривать широкий вид, развернувшийся перед ними с вершины Большого Холма. Аркенен пальцем показал ей отдаленную точку.
— Вы видите, мадемуазель, вон то большое дерево, там, внизу? С этого места можно уже слышать колокол в Бургвуазине, куда мне когда-нибудь придется еще раз съездить. Мой родственник Морэн обещал мне рассказать всю правду о моей проклятой женушке, душу которой взял себе бог, а тело — земля. Мадемуазель Гоготта теряет терпение и очень меня торопит, бедняжка!.. Вы знаете, почему… — и г-н Аркенен, почесав в затылке, продолжал: — Он сделает очень хорошо, этот Морэн, если расскажет мне наконец, в чем дело. Он добрый товарищ он знает всю округу как свои пять пальцев, и гораздо лучше, чем эта старая сорока господин де Ла Миньер, который всюду сует свой длинный нос. Мне много забавного рассказал Морэн об этом господине де Шаландре, которому принадлежит большой замок в От-Мотте, но я… я не болтлив и ничего не говорю, когда меня не спрашивают. Кажется, этот господин де Шаландр замешан в кой-какие дела, которые могли бы заинтересовать королевских драгун.
Аркенен украдкой кинул взгляд на девицу де Фреваль. Она была погружена в свойственное ей раздумье и, казалось, совершенно забыла о присутствии Аркенена. Вдруг, придя в себя, она поставила ногу в стремя. День начал клониться к вечеру. Девица де Фреваль и Аркенен медленно спустились с Большого Холма и потом, когда дорога стала более удобной, пустили своих лошадей рысью. Через короткое время они были уже в Эспиньоле.