- Ты сводишь меня с ума, - сообщил он.
- Это моя работа. Ложись на кровать, на спину. И думай о хорошем.
- Уже, - ответил он. Она обхватила пальцами его эрекцию и погладила ее.
- Это я вижу.
С обиженным вздохом, который могут издавать только французы, он забрался в кровать. Нико лег в центре, лицом вверх. Нора порылась в сумке с игрушками и нашла манжеты на запястья и лодыжки, которые купила специально для Нико. Они были из самой мягкой, самой эластичной кожи, которую она смогла найти, и в десять раз дороже, чем любые манжеты, используемые ею на клиентах.
Но Нико принадлежал ей, и он был особенным, и баловать его, даже когда он не понимал, что она делает, доставляло невероятное удовольствие. Хотя его виноградник был успешен и приносил приличное количество денег, он инвестировал все в компанию и редко покупал для себя что-то экстравагантное. В этом отношении он и Кингсли были полными противоположностями. Кинг проводил годы, катаясь на «Роллс-Ройсе». В то время как Нико водил двадцатилетний «Лэнд-Ровер», а «Роллс-Ройс» видел однажды. В кино.
Перед тем как надеть манжеты на лодыжки Нико, Нора массировала его икры и стопы несколько минут. Стопы были интимной частью тела, уязвимой. Очень немногие люди давали прикасаться к своим стопам кому-то, кроме массажиста или мастера педикюра. Ей нравилось трогать стопы Нико, чтобы напомнить ему, что она владеет всем его телом, даже самыми уязвимыми частями. Особенно самыми уязвимыми частями.
Дыхание Нико дрогнуло, когда Нора потерла костяшками подъем ступни. Ему всегда требовалось несколько минут, чтобы приспособиться к отношению к себе, как к собственности, после их воссоединения. В отличие от нее, когда они были порознь, у него не было других любовниц, по его словам он не хотел других. Ему нравилась его спокойная жизнь. Он любил уединение. Он с радостью отдавал всего себя винограду и вину. Нужно было немного привыкнуть, признался он, к прикосновениям другого человека. Но эти моменты повторного открытия, снова ощущать прикосновения после нескольких одиноких недель, говорил он, были словно первый укус яблока осенью после долгого сезона ожидания их созревания. Первый может быть несколько терпким, из-за чего сводит зубы и щеки. Но ничто в этом мире не остановит его от второго укуса.
Он говорил ей такие вещи без стыда и смущения, и это была одна из причин, почему она влюбилась в него.
Нора застегнула манжету на его правой лодыжке. Нико закрыл глаза, пока она застегивала манжету на левой.
- Нравится? - спросила она.
Он кивнул: - А кому не понравится?
- Дуракам, - ответила она. - Дуракам и безумцам. И доминантам, что по сути своей одно и то же.
- Ты доминант, - напомнил он ей.
- Да, поэтому я это знаю.
Нико негромко усмехнулся, один из любимейших ею звуков в мире и идеальный аккомпанемент для фиксации его ног к распорке. Она продела веревку через концы распорки и привязала ее к столбику кровати, оставив ноги Нико разведенными почти на полметра. По правде говоря, в мире существовало не так много вещей, которыми Нора наслаждалась так же, как Нико, привязанным к кровати. Тем не менее, главная причина, по которой она привязала его, была в том, что ему трудно просто лежать и позволять ей сексуально его ублажать, когда его инстинкты говорили, что это он должен ублажать ее.
Инстинкты были хорошими. Обычно она их поощряла. Но не когда она хотела поиграть с ним, как кошка с мушем.
Нора забралась на постель и оседлала Нико. Он тут же обнял ее и потянул к себе.
- Вот почему мне приходится тебя фиксировать, - сказала она, его пальцы скользили по её волосам, ласкали лицо и шею. - У тебя шаловливые ручонки.
- Как они могут быть другими? Ты прекрасна. Но если хочешь, чтобы я остановился... - Он опустил руки за подушки за головой.
- Почему ты такой хороший сабмиссив? - спросила она, улыбаясь своему красивому мальчику. - А? Есть идеи?
- Когда Рембрандт говорит, что хочет написать твой портрет, ты сидишь, держишь позу, благодаришь мастера за то, что выбрал тебя из толпы, - ответил Нико. - Вот почему.
Нора пригрозила ему пальцем: - Ты... ты сладкоречивый дьявол.
Он покачал головой и показал ей язык. Тот был красным, как и ее.
- Засунь этот язык в мой рот, туда, где ему и место, - приказала она и снова поцеловала его. Поцелуй так быстро стал страстным, что Нико снова забылся и обнял ее. Рядом с Нико Нора не часто рисовалась. Ей было не нужно. Он был ее любовником, а не клиентом, и он обожал ее, несмотря на используемые ею трюки с ним. Но иногда она любила напоминать ему, чем она занималась на второй работе.