И, клянусь своими поджилками, он положил на стол второй футляр, который как две капли воды был похож на первый. А в футляре лежало старое, доброе ожерелье, поблескивавшее как чёрт те что и улыбавшееся мне приветливой улыбкой. Я посмотрел на сметливого малого, чувствуя слабость в коленках. Я был потрясён до глубины души.
— Дживз, — сказал я, — ты гений!
— Да, сэр.
У меня словно гора с плеч свалилась. Благодаря Дживзу я не выкинул на ветер несколько тысяч фунтов.
— Ты спас меня от разорения, Дживз. Я имею в виду, даже у такого жулика, как Сид, вряд ли хватит нахальства потребовать, чтобы я вернул ему этих маленьких красоточек.
— Вы безусловно, правы, сэр.
— Ну, тогда… Послушай, а может, жемчуг поддельный или какой он там бывает?
— Нет, сэр. Это — настоящий жемчуг, и очень ценный.
— Значит, прах побери, я внакладе не остался! Полный порядок, Дживз! Может, я и потерял сотню фунтов, зато приобрёл ожерелье — высший класс! Я прав или нет?
— Думаю, нет, сэр. Мне кажется, ожерелье придётся вернуть.
— Что? Сиду? Ни за какие коврижки!
— Законному владельцу, сэр.
— Законному владельцу?
— Да, сэр. Мисс Грегсон.
— Что?!
— Час назад стало известно, что у мисс Грегсон пропало жемчужное ожерелье. Я разговаривал со служанкой мисс Грегсон за несколько минут до вашего прихода, сэр. Эта новость облетела весь отель. Менеджер сейчас находится в номере мисс Грегсон.
— Должно быть, ему несладко приходится, что?
— Скорее всего вы правы, сэр.
Постепенно ситуация начала проясняться.
— Значит, сейчас я иду и возвращаю ей ожерелье, а? Один-ноль в мою пользу, что?
— Несомненно, сэр. И если позволите, я посоветовал бы вам деликатно намекнуть, что жемчуг был украден не кем иным, как…
— Боже всемогущий! Той самой треклятой девицей, на которой она насильно хотела меня женить, разрази её гром!
— Совершенно верно, сэр.
— Дживз, — сказал я, — один-ноль — самый большой счёт, с которым кому-либо удавалось победить мою тётю Агату за всю её жизнь.
— Вполне возможно, сэр.
— Это её немного утихомирит, что? Может, она хоть на какое-то время от меня отвяжется.
— Должно быть, так, сэр.
— Ох ты ж! — сказал я и бросился вон из комнаты.
Задолго до того, как я добрался до логова тёти Агаты, мне стало ясно, что охота была в самом разгаре. Служащие отеля в форме сновали по лестницам и коридорам, а перед номером пострадавшей стояли несколько служанок и лакеев, слушая громовой голос, доносившийся из-за двери. Я постучал и, не дождавшись ответа, бочком скользнул в комнату. Среди присутствовавших я заметил горничную, бьющуюся в истерике, тётю Агату с растрёпанными волосами и деятеля в бакенбардах, похожего на бандита, — менеджера отеля.
— Всем привет! — весело сказал я. — Привет, привет, привет!
Тётя Агата тут же на меня шикнула. При виде Бертрама на её губах не появилось приветливой улыбки.
— Лучше не лезь ко мне сейчас, Берти, — рявкнула она, глядя на меня, как на ту самую последнюю каплю.
— Что-нибудь случилось?
— Да, да, да! У меня пропало жемчужное ожерелье!
— Жемчужное? Ожерелье? — спросил я. — Нет, правда? Какая досада! Где ты в последний раз его видела?
— Какое это имеет значение? Его у меня украли.
Тут король бакенбардистов, видимо, отдохнувший между раундами, кинулся в бой и разразился длинной речью по-французски. Горничная в углу рыдала взахлёб.
— Ты уверена, что всюду посмотрела? — спросил я.
— Естественно, я посмотрела всюду.
— Я потому спрашиваю, что сам часто терял воротнички, а потом, знаешь ли…
— Берти, не своди меня с ума! Я сейчас не в том состоянии, чтобы выслушивать твой бред! Да замолчите же вы! Немедленно замолчите! — прогрохотала она голосом, которым майоры отдают приказы солдатам, а ковбои усмиряют быков. И таким был её магнетизм, или как там это называется, что менеджер заткнулся на полуслове, словно ему внезапно отрезали язык. Впрочем, горничная в углу не сдалась и продолжала реветь, как пароходная сирена.
— Послушай, — сказал я, — по-моему, с этой девушкой что-то происходит. Она случайно не плачет, как ты думаешь? Возможно, ты не обратила на это внимания, но у меня глаз намётанный, знаешь ли.
— Она украла моё жемчужное ожерелье! Я в этом убеждена!
Специалист по бакенбардам немедленно разразился новой речью, но к этому времени тётя Агата превратилась в кавалерственную даму и произнесла голосом, приготовленным для особых случаев:
— Я вам в сотый раз повторяю, мой милый…
— Прости, что я тебя перебиваю, и всё такое, — сказал я, — но ты случайно не этих красотулечек ищешь? — Я вытащил ожерелье из кармана. — Похоже на жемчуг, что?
Я не знаю, был ли я когда-нибудь в жизни так счастлив, как в эту минуту. Об этом событии я стану рассказывать моим внукам, если они у меня когда-нибудь появятся, в чём, если задуматься, я сильно сомневаюсь. Тётя Агата, казалось, сморщилась прямо на глазах, совсем как воздушный шар, из которого выпустили газ.
— Где… где… где… — забормотала она.
— Я забрал ожерелье у твоей лучшей подруги, мисс Хемингуэй.
Даже сейчас до неё не сразу дошло, о чём я говорю.
— У мисс Хемингуэй? У мисс Хемингуэй! Но… но как к ней попало моё ожерелье?
— Как? — переспросил я. — Да очень просто. Она его украла. Стырила. Свистнула. Она так зарабатывает на жизнь, прах её побери! Втирается в доверие к людям, проживающим в отеле, и тащит их драгоценности почём зря! Не знаю, какое у неё прозвище, но её братец широко известен в уголовном мире под кличкой Сентиментальный Сид.
— Мисс Хемингуэй — воровка! Я… я… — Она умолкла и нерешительно на меня посмотрела. — Но, Берти, дорогой, как тебе удалось забрать у неё ожерелье?
— Не всё ли тебе равно? Если хочешь знать, я воспользовался одним из своих методов.
Я призвал на помощь всю свою мужскую отвагу и выдал ей, как полагается.
— Разрази меня гром, тётя Агата! — сурово произнёс я. — Должен тебе сказать, по-моему, ты поступила крайне неосторожно. В каждом номере висит объявление, что ценности следует сдавать менеджеру для хранения в сейфе, а ты не обратила на это никакого внимания. Первый попавшийся вор спокойно зашёл в твою комнату и стащил ожерелье, вот тебе результат. И вместо того, чтобы признать свою вину, ты сделала из менеджера, несчастного бедолаги, свиную отбивную. Ты была очень, очень несправедлива к несчастному бедолаге.
— Да, да, — простонал несчастный бедолага.
— А бедная девушка, что ты о ней скажешь? Посмотри-ка на бедняжку. Ты обвинила её в краже ценностей, не имея никаких доказательств. Я думаю, она запросто сможет подать в суд за… сама знаешь, за что, и стребовать с тебя кругленькую сумму.
— Mais oui, mais oui, c`est trop fort! — вскричал бандит менеджер, поддакивая мне, как истинный друг. А горничная, должно быть, увидев просвет в тучах, подняла голову и вопросительно на меня посмотрела.
— Я возмещу ей ущерб, — слабым голосом произнесла тётя Агата.
— Вот именно, и советую тебе поторопиться. Дело у неё выгорит на все сто, и будь я на её месте, то согласился бы только на двадцать фунтов и ни на пенни меньше. Но больше всего я потрясён тем, как ты размазала несчастного бедолагу по стенке и подпортила репутацию его отеля…
— Да, клянусь всеми проклятьями! — вскричало чудо в бакенбардах, — вы подпортила! Вы неосторожная старая женщина! Вы подпортила репутация моего отеля, так это или не было? Завтра вы покидаете моего отеля, клянусь Боже мой!
И на этом он не успокоился, продолжая говорить о тёте Агате в смачных, сочных выражениях, радовавших мою душу. А затем он ушёл, прихватив с собой горничную, сжимавшую хрустящую десятку в руке, как в тисках. Я полагаю, ей пришлось поделиться с бандитом поровну. Вряд ли менеджер французского отеля позволил дармовым деньгам уплыть у него из-под носа.