— У мисс Хемингуэй? У мисс Хемингуэй! Но… но как к ней попало моё ожерелье?
— Как? — переспросил я. — Да очень просто. Она его украла. Стырила. Свистнула. Она так зарабатывает на жизнь, прах её побери! Втирается в доверие к людям, проживающим в отеле, и тащит их драгоценности почём зря! Не знаю, какое у неё прозвище, но её братец широко известен в уголовном мире под кличкой Сентиментальный Сид.
— Мисс Хемингуэй — воровка! Я… я… — Она умолкла и нерешительно на меня посмотрела. — Но, Берти, дорогой, как тебе удалось забрать у неё ожерелье?
— Не всё ли тебе равно? Если хочешь знать, я воспользовался одним из своих методов.
Я призвал на помощь всю свою мужскую отвагу и выдал ей, как полагается.
— Разрази меня гром, тётя Агата! — сурово произнёс я. — Должен тебе сказать, по-моему, ты поступила крайне неосторожно. В каждом номере висит объявление, что ценности следует сдавать менеджеру для хранения в сейфе, а ты не обратила на это никакого внимания. Первый попавшийся вор спокойно зашёл в твою комнату и стащил ожерелье, вот тебе результат. И вместо того, чтобы признать свою вину, ты сделала из менеджера, несчастного бедолаги, свиную отбивную. Ты была очень, очень несправедлива к несчастному бедолаге.
— Да, да, — простонал несчастный бедолага.
— А бедная девушка, что ты о ней скажешь? Посмотри-ка на бедняжку. Ты обвинила её в краже ценностей, не имея никаких доказательств. Я думаю, она запросто сможет подать в суд за… сама знаешь, за что, и стребовать с тебя кругленькую сумму.
— Mais oui, mais oui, c`est trop fort! — вскричал бандит менеджер, поддакивая мне, как истинный друг. А горничная, должно быть, увидев просвет в тучах, подняла голову и вопросительно на меня посмотрела.
— Я возмещу ей ущерб, — слабым голосом произнесла тётя Агата.
— Вот именно, и советую тебе поторопиться. Дело у неё выгорит на все сто, и будь я на её месте, то согласился бы только на двадцать фунтов и ни на пенни меньше. Но больше всего я потрясён тем, как ты размазала несчастного бедолагу по стенке и подпортила репутацию его отеля…
— Да, клянусь всеми проклятьями! — вскричало чудо в бакенбардах, — вы подпортила! Вы неосторожная старая женщина! Вы подпортила репутация моего отеля, так это или не было? Завтра вы покидаете моего отеля, клянусь Боже мой!
И на этом он не успокоился, продолжая говорить о тёте Агате в смачных, сочных выражениях, радовавших мою душу. А затем он ушёл, прихватив с собой горничную, сжимавшую хрустящую десятку в руке, как в тисках. Я полагаю, ей пришлось поделиться с бандитом поровну. Вряд ли менеджер французского отеля позволил дармовым деньгам уплыть у него из-под носа.
Я повернулся к тёте Агате, которая была похожа на усмирённую дрессировщиком львицу.
— Мне бы не хотелось сыпать соль на твои раны, тётя Агата, — холодно сказал я, — но должен тебе напомнить, что девица, укравшая у тебя жемчужное ожерелье, это та самая девица, на которой ты настойчиво пыталась меня женить, не желая слушать никаких возражений. Великие небеса! Ты хоть понимаешь, что, повернись по-твоему, у нас мог бы родиться ребёнок, который стащил бы мои часы, пока я нянчил бы его на коленях? Как правило, я человек покладистый, но мне кажется, в следующий раз тебе не мешает как следует призадуматься, прежде чем вешать на мою шею всяких там особей женского пола.
Я бросил на неё многозначительный взгляд, повернулся и ушёл.
— Всего десять часов, вечер прекрасен, и жизнь хороша, Дживз, — сказал я, заходя в свой старый, добрый номер.
— Я рад за вас, сэр.
— Если тебе пригодятся двадцать фунтов, Дживз…
— Очень вам признателен, сэр.
Наступило молчание. А затем… ну, может, и не стоило этого делать, но я решился. Сняв кушак, я протянул его Дживзу.
— Вы желаете, чтобы я погладил его, сэр?
Я бросил тоскливый взгляд на эту шикарную деталь моего туалета, которая была так дорога моему сердцу.
— Нет, — сказал я. — Унеси его, отдай беднякам, мне он никогда больше не понадобится.
— Благодарю вас, сэр, — сказал Дживз.
ГЛАВА 5. Оскорблённая гордость Вустеров
Больше всего на свете я люблю спокойствие. Меня никак нельзя отнести к тем парням, которые места себе не находят, если с ними всё время что-нибудь не случается. И я никогда не скучаю. Мне всего-то и нужно, что хорошо поесть, иногда развлечься, слушая приличную музыку, и по возможности поболтать с друзьями о всякой всячине.
Вот почему удар судьбы, который я получил, оказался для меня таким страшным ударом. Я хочу сказать, что вернулся из Ровиля в прекрасном настроении, рассчитывая пожить в своё удовольствие. Я не сомневался, что тёте Агате потребуется не меньше года, чтобы оправиться от истории с Хемингуэями, а кроме тёти Агаты никто меня не воспитывает. Мне казалось, если можно так выразиться, что над моей головой нет ни одной тучки.