— Всего минутку. — Спиной к нему, у другой широкой арки, в дальней комнате. За портьерами.
— Все в порядке, — сказал он, усаживаясь.
— Вы уверены?
— Да, — сказал он. — Спасибо.
Он уставился в пол. Потом, неожиданно, в его руках появилась, удерживаемая в равновесии, китайская чашка с кофе, ложкой и всем прочим. Он уставился на нее в ужасе; она наклонилась, скользнула и вернулась на место. Одна черная капля, большая, как галоша, упавшая ему на ногу сбоку, пронизавшая брюки; он не сводил с нее взгляда, кивая. Скрыть из виду. Вы об этом не узнаете. Он скрестил ноги, чтобы спрятать пятно.
— Не беспокойтесь вы так, — сказала женщина.
— Куда мне, к черту, беспокоиться, — возразил он, изо всех сил удерживаясь, чтобы не рассмеяться. — Это вы обо мне не беспокойтесь. — Он раскачивался из стороны в сторону.
Вот я какой. Вроде лодки.
К этому привыкаешь.
— Честь — вот что нужно иметь, — сказал Эл Миллер. — Это как доверие в финансовом мире. Чек проходит через двадцать рук, прежде чем в дело вовлекаются какие–то реальные деньги. Я считаю, что честь надо принимать на веру так же, как мы принимаем на веру чек. Иначе вся система развалится.
Лежа на спине в своем купальном халате, Крис Харман смотрел в полуденное небо. Глаза его были скрыты под темными очками. Он не отозвался; казалось, он погружен в раздумье.
— Вы имеете в виду, внутри организации, — сказал Боб Росс.
— Именно, — сказал Эл.
Подняв голову, Харман медленно проговорил:
— Но в организацию, Эл, может кто–то проникнуть. Кто–то, преследующий иные цели. — Протянув руку, он нашел свой стакан. — На слепом доверии далеко не уедешь. Надо уметь защищаться. Не думаю, чтобы вы понимали, как близко они к нам все время подбираются.
— Прошу прощения? — сказал Эл, не понимая.
Опираясь на локти, Харман пояснил:
— Большую часть того, что мы получаем — должны получать — в виде чистой прибыли, надо вкладывать снова. Повторное инвестирование, но вот с какой целью: защитить себя. Думаю, вы читали о том, как Южно–Тихоокеанская компания тихой сапой скупала акции Западно–Тихоокеанской. В ЗТ об этом впервые узнали, когда ЮТ неожиданно объявила, что располагает уже десятью процентами, и вот, помоги мне Господи, они обратились в Комиссию по междуштатной торговле, чтобы та приобрела остаток. Боже мой, они перехватывали управление.
— Вот ведь ужас, — сказал Росс.
— Но это не единственный способ проникнуть в организацию, — сказал Харман. — Существуют также шпионы, доносчики и сыщики, как в автомобильном бизнесе, где крадут все секреты.
— Это я могу засвидетельствовать, — сказал Эл. — По собственному опыту.
— Совершенно верно, — сказал Харман. — В этом вы разбираетесь. Но я, Эл, сталкивался с другими вещами, о которых вы можете не знать. Позвольте привести вам пример. Разумеется, между нами. — Он глянул в сторону Росса. — Боб об этом знает.
— О да, — сказал Росс серьезным тоном. — Тот переговорщик.
— Нас прощупывали, — сказал Харман.
— Кто? — спросил Эл, стараясь, чтобы это прозвучало так, будто он понимает, о чем речь, хотя на самом деле давно потерял нить рассуждений. Для Хармана же и Росса предмет, казалось, был сам собой разумеющимся.
— Они, — сказал Харман. — Они — скажем прямо — искали у нас слабое звено. Они его не нашли. Но не оставят своих попыток. У них много денег… они, конечно, не ЮТ, но также и не табачная лавочка на углу. Под этим я разумею, что они ни в коем случае не временные игроки, они явились сюда, чтобы остаться.
— Понимаю, — сказал Эл.
— Надо знать своих друзей, — сказал Росс.
— Вот именно, — сказал Харман. — Так вот, мы все здесь друзья, все трое. Но к вам подберутся. — Сняв темные очки, он вперил взгляд прямо в Эла. — Обязательно. В ближайшие дни.
— Вот так–так, — сказал Эл.
— И вы этого даже не поймете, — сказал Росс.
— Точно, — согласился Харман. — Самостоятельно — никак.
— Расскажите ему о том переговорщике, — сказал Росс.
— Я сразу же понял, что к чему, — сказал Харман. — Но только потому, что это случалось прежде и я уже определил их линию, их логику. В основном они действуют из–за пределов города, вероятно, из Делавэра, через холдинговую компанию. Если предположить, что у них вообще имеется легитимное прикрытие, то они, вероятно, контролируют все свои собственные пункты розничной продажи.
— Продают самим себе, — сказал Росс.
— Но чего они в действительности хотят или чем занимаются, — продолжал Харман, — нам неизвестно. Они присутствуют на Западном побережье уже, по крайней мере, одиннадцать месяцев, судя по изменениям в картине, особенно в округе Марин. Вы, наверное, читали об огромном новом жилищном строительстве в Марин–сити; это действительно тщательно продуманные стройки. За все платят налогоплательщики. И они разорили Беркли, они практически полностью завладели городом. На это потребовалось пятнадцать лет, но теперь все. — Он скорчил гримасу, глядя на Эла.
— Да кто же это? — спросил Эл.
— Негры, — сказал Боб Росс.
— Вот что выдало их переговорщика, — сказал Харман. — Голос можно было распознать даже по телефону. Негритянские интонации.
Эл уставился на него.
— Они наняли типа, — продолжал Харман. — Очень спокойного, открытого. Я подыгрывал. — Теперь у него вроде бы дрожал голос. — Вел себя так, словно понятия не имел, куда они клонят. Понимаете? Поэтому они промахнулись. — Лицо его снова исказила гримаса, это было едва ли не тиком. — Я все еще напряженно размышляю об этом, — сказал он и допил свой бокал. — Так или иначе, — сказал он, — они располагают каким–то фактором, который, по их мнению, можно использовать, чтобы к нам проникнуть; нам придется пойти на уступки. Тогда они смогут нас поглотить. И править нами.
— Это будет всему конец, — сказал Росс.
Харман пожал плечами:
— Заранее ничего нельзя сказать. Они много чем могут воспользоваться. Время покажет. Пока что они не спешат. Может быть, они сами немного плутают во тьме.
— Или, может, они нас заманивают, — пробормотал Росс, — чтобы больше из этого выколотить.
— Они занимаются грязным бизнесом, — сказал Харман. — Шантажом. Грязный способ выйти на рынок. — Он умолк.
— А почему негры? — спросил Эл.
— Это давняя история, — сказал Харман. — Был один негритянский фольклорный певец; мы тогда только начинали, году в сороковом. Как раз перед войной, в Сан–Франциско. — Он глянул на свои наручные часы. — Когда–нибудь у нас будет время, и расскажу вам все, всю эту историю.
— Но сейчас нам надо заняться работой, — сказал Росс, поднимаясь на ноги и ставя на поднос свой бокал. — Нам предстоит поездка.
— Хотел бы я знать, жив ли он еще, — сказал Харман.
— Кто? — спросил Росс.
— Босой Лейси Конкуэй. Играл на пятиструнном банджо. Он сидел в одной тюрьме с Ледбеттером — Лидбелли[23], вы знаете его под таким именем. Я много раз встречался с Лидбелли, пока он не умер. Собственно, мы выпустили пару его пластинок.
— И одну Босого Лейси Конкуэя, — сказал Росс.
Они обменялись многозначительными взглядами.
— Так вы хотите сказать, что вас преследовал тот тип, игравший на банджо? — сказал Эл. — Все это время? — (Звонок был от Тути Дулитла, ясное дело. Они по вполне понятным причинам вообразили, что это был кто–то другой.) — Почему же вы его не заткнули? — спросил он.
Они оба рассмеялись, Росс и Харман. А потом Харман медленным, задумчивым голосом проговорил:
— Эл, они могут меня преследовать, но мы доберемся до них первыми. Как вы и предлагаете. Не обманывайтесь на этот счет, на карту поставлено слишком много.
Дверь дома открылась, и в патио вышла женщина, величавая седая дама, которую Эл Миллер сразу же идентифицировал как миссис Харман. Подойдя к мужу, она сказала:
— Крис, тебя хочет видеть какой–то тип, он ждет в гостиной. Но ведет себя очень странно. — В голосе ее чувствовалось напряжение; она мимолетно улыбнулась Россу, а затем Элу. — Может, тебе лучше… — Она наклонилась, чтобы посекретничать с Харманом, и слова ее стали неразборчивыми.
23
Уильям Ледбеттер (1888–1949) по кличке Лидбелли (Lead Belly, Leadbelly) — знаменитый блюзмен и первый черный исполнитель блюза, записывавшийся для белой аудитории; неоднократно сидел в тюрьме — за драки, по недоказанному обвинению в убийстве и т. п.