И, пока он лежал в ванне, пальцами ноги поворачивая краны, он начал думать. Думал он на старую тему — позволил своим мыслям обратиться к ней. Ему снова пришло в голову, что на свете существует такая вещь, как прибыль.
Да, думал он, смотри–ка, что я получил. Я получил тридцать пять тысяч долларов. Уйму деньжищ.
И мне ничего не надо делать, думал он. Все уже запущено, все подписано. Когда я просто лежу здесь, в ванне, денежки становятся все ближе. Теперь я могу рассчитывать на них безо всякой работы.
Так что теперь ему не надо думать о работе. На протяжении многих лет именно работа насильно захватывала все его мысли. Теперь они могут забрать свои чертовы машины, подумал он, и засунуть их себе в задницу.
Пожалуй, я никогда туда не вернусь, подумал он. В эту мастерскую. Пожалуй, я лучше останусь дома.
Вы не можете заставить меня туда вернуться, думал он. И он с настоящим гневом взглянул на тех, кто хотел, чтобы он вернулся; он ощущал к ним подлинную ненависть.
Что же я сделаю с этими деньгами? — спросил он себя. С этой огромной суммой, едва ли не состоянием? Я скажу тебе, что я с ними сделаю, — я оставлю их своей жене. Эту кучу денег, заплаченную мне за все, что я сделал, — когда я умру, будет тратить она. А ведь ей это даже и не нужно.
Стояла ли она за меня? — спросил он у себя. Работала ли на моей стороне? Я ничего такого не чувствую. Она поддерживала не меня, а Оклендскую публичную библиотеку. Калифорнийский университет и его профессоров, а в особенности тех студентиков в свитерах. Они знают, как одеться и как ухаживать за ногтями. У них есть куча времени, чтобы всему этому обучиться.
Его внимание привлек слабый шум у двери в ванную. Ручка повернулась, но дверь не открылась: она была заперта.
— Что еще такое? — крикнул он.
— Я хотела… — Голос его жены, перекрываемый шумом воды.
Он закрыл кран.
— Я запер дверь, — крикнул он.
— У тебя есть полотенце?
— Да, — сказал он.
После паузы она проговорила:
— Ужин готов. Я так хочу, чтобы он тебе понравился.
— Хорошо, — сказал он. — Выхожу.
Чуть позже он сидел за обеденным столом напротив Лидии, поглощая суп. Она, как всегда, украсила стол: накрыла его белой скатертью, разложила салфетки, поставила свечи. Принарядилась и сама: на ней было ожерелье. А еще она нарумянилась. Поблескивая черными глазами, она ему улыбалась: улыбка возникала в то же мгновение, когда она замечала, что он на нее смотрит.
— Зачем быть таким угрюмым? — сказала она. — Разве не приятнее и тебе самому, и окружающим, если с виду ты будешь более довольным? — Не дождавшись от него ответа, она продолжила: — К тому же в конечном счете это воздействует и на внутреннее «я», по крайней мере, так утверждается в великолепной работе по психологии Уильяма Джеймса и Лэнга.
— Это ты на своих курсах набралась? — спросил он.
— Да, на курсах, мистер Меланхолик, — быстро ответила она, не намереваясь менять свой настрой.
Она готова до последнего сражаться за то, чтобы быть счастливой, понял он. Ее улыбка была усилена решимостью; эта улыбка бросала ему вызов. В любых обстоятельствах, при любой реакции она сохраняла свою веру; он ничего не добьется.
В этом доме, подумал он, в моем собственном доме, я не могу даже впасть в уныние. Во всяком случае, явно. Это недозволительно. Как мусор. Выметается за дверь.
Она стала двигаться чуть быстрее. Ее руки так и летали от масленки к кофейной чашке, затем к салфетке. Сколько бодрости, подумал он. На что она направится, когда сквозь меня цветы прорастут? И не маргаритки, а вонючки. Вообрази–ка ее у моей могилы с охапкой цветов из сада, что она разбила за домом, с розами и всем таким прочим, а там запашок — с ног валит. Он рассмеялся.
— Ах! — воскликнула она.
Наблюдая за ней, он вдруг обратил внимание на то, что она намного моложе его. Разумеется, он и так знал об этом, данный факт никогда не утаивался. Но обычно он не особо о нем задумывался. Ее руки. По–прежнему гладкие. Что ж, ей не приходилось четырежды в день оттирать их растворителем. Кто мыл полы в доме? Два раза в неделю к ней приходила цветная девушка, которая делала всю тяжелую и грязную работу. Лидия же только вытирала пыль, мыла посуду, ходила за покупками и готовила; все остальное время она была вне дома: училась.
— Что ты изучала? — спросил он. — Сегодня?
— Тебе интересно? — сказала она веселым голосом.
— Конечно, — сказал он. — Ведь я за это плачу.
— Деньги, — сказала она, — являются мерилом достоинства в обществе варваров, которые осознают себя, когда видят священную дощечку в храме, сделанном из золота.