— Я выпишу ей чек и сразу же его отошлю, — сказал он. Это было единственным способом, которым он мог принудить себя отдавать кому–либо какие–то деньги; в течение последнего года у него выработалась устойчивая привычка жестко контролировать все выплаты.
— Должно быть, она в них нуждается, — сказала Сьюзан. — Иначе не стала бы этого делать. Звонить нам и спрашивать о них.
В конце концов он оправил Кэти Гермес чек на все пятьсот долларов. И это принесло ему чувство облегчения.
Смерть, подумал он, всегда держалась от меня в отдалении. Оба мои родителя живы. И брат. Ближе всего она подходила в прошлом, когда миссис Джэффи заболела, покинула начальную школу имени Гаррета О. Хобарта и впоследствии отошла. А потом, конечно, мы получили этот магазин в Денвере, потому что человек, которого мы никогда не видели, погиб в автокатастрофе. Но смерть никогда не оказывала на меня решающего влияния и вообще никак на меня не воздействовала.
Какое–то время он обдумывал вероятность того, что Мильт действительно жаловался насчет денег. Неужели он и впрямь жаловался, что я их не отдаю?
Так или иначе, подумал он, теперь это только обычная круглая сумма, которую хочет получить некая женщина, едва знакомая, и сумма эта должна уйти из наших бухгалтерских книг подобно любой другой пятисотдолларовой выплате. Соображения, по каким он дал мне эти деньги, — их больше нет. Они исчезли. Я никогда их не знал, Кэти Гермес они безразличны, а у самого Мильта нет никакой возможности рассказать об этом.
Но как же скверно, подумал он, что это всегда так и будет надо мною висеть. Мне никогда не узнать, что Мильт в действительности подразумевал или чувствовал, передумал ли он или же просто не имел в виду того, что говорил. Я его не понимал. Мы недостаточно тесно общались.
Затем ему пришло в голову, что, помимо Мильта Ламки, у него никогда не было никаких друзей — как, разумеется, нет и сейчас. Сьюзан и магазин составляли все его существование. Было ли это намеренно? Или он позволил, чтобы так оно получилось, пустив свою жизнь на самотек?
Что касается меня, решил он, то мне Сьюзан и магазина вполне хватает. Прав я или нет, но это то, чего я хочу.
На кухне, моя тарелки после ужина, Сьюзан сказала:
— Брюс, я хочу тебя кое о чем спросить. Ты по нему скучаешь?
— Нет, — сказал он.
— Уверен?
— Мне слишком о многом приходится думать, чтобы о ком–либо скучать, — сказал он.
— Я постаралась тебе это восполнить, — сказала она. — Связать человека узами брака, пока он так молод. Ужасно, когда это делает женщина старше.
Он обдумал ее слова.
— Вы могли бы бороздить на своих машинах штат за штатом, ты и Мильт, — сказала она. — Заводить разных женщин, понимаешь?
— Понимаю, — сказал он.
— А ты вот в свои двадцать шесть повязан женой, которая на десять лет тебя старше, падчерицей, домом и бизнесом, с которым надо управляться. Я прошлой ночью проснулась, и мне пришлось подняться и выйти из спальни — вся так и дрожала. Сидела где–то с час. Ты заметил?
— Нет, — сказал Брюс. Он не просыпался.
— Ты по–прежнему считаешь, что сможешь когда–нибудь уйти и оставить меня одну? — спросила Сьюзан, пристально на него глядя. — Не думаю, что смогла бы это перенести. Собственно, я уверена, что не смогла бы.
— Ты имеешь в виду, — сказал он, — что я умру от болезни почек, потому что недостаточно часто хожу в туалет в течение рабочего дня?
— Когда ты поехал в Рино продавать японские машинки мистеру фон Шарфу, — призналась она, — я не сомневалась, что ты не вернешься.
— Поэтому ты туда и позвонила?
— Может быть, — сказала она.
Он рассмеялся.
— Я так обрадовалась, когда ты приехал обратно, — сказала она. — Мне было все равно, при тебе эти машинки или нет.
— Понимаю, — сказал Брюс. Только он ей не верил. Но это не имело значения. Ведь он вернулся и теперь находился здесь.
— Я свое отгулял, — сказал он. — До того как мы поженились. Или ты не помнишь о Пег Гугер?
Все еще не сводя с него взгляда, она спросила:
— Ты со мной счастлив?
— Да, — сказал он.
В этот миг на кухню вбежала Тэффи в купальном халатике и шлепанцах, умоляя, чтобы ей позволили досмотреть телепрограмму до самого конца. А после этого, сообщила девочка, она сразу ляжет спать.
В программе было что–то о приключениях на борту субмарины, и он прошел вместе с Тэффи в гостиную, чтобы посмотреть. Они вдвоем устроились на кушетке перед телевизором. Он наслаждался покоем, царившим в гостиной, размягчаясь и впадая в полудрему. Подводные приключения, субмарина, пытающаяся выжить среди смутных морских чудовищ и советских атомных мин, и, позже, ковбои, астронавты, пришельцы, детективы и нескончаемые, шумные и леденящие кровь перипетии вестернов, — все это отступило от него куда–то вдаль. Он слышал, как на кухне хлопочет жена, ощущал присутствие рядом с собой маленькой девочки — и именно это наполняло его счастьем.