Иногда мы смотрим, иногда разговариваем. Примерно на середине фильма мы срываем с Блейк остатки костюма и трахаемся на диване. Когда я отвожу ее домой, уже четыре часа утра, а мы посмотрели полтора фильма и еще дважды занимались сексом.
Когда я высаживаю ее, то спрашиваю: — Что ты делаешь в следующие выходные?
— А что?
— Я хочу отвезти тебя на Бали.
Блейк колеблется, покусывая губу. Не встречаясь с моим взглядом, она произносит. — Я не могу.
— Почему?
— У меня уже все забронировано.
Она быстро целует меня в губы и выходит из машины, чтобы я не мог с ней спорить.
Я не знаю, действительно ли она занята или просто пытается восстановить границы, потому что заснула у меня дома. В любом случае, мне это не нравится.
Я смотрю, как она поднимается по ступенькам и исчезает внутри здания, ожидая, что в угловой квартире на третьем этаже включится свет.
Сейчас не тот момент, чтобы спорить.
Но определенно пришло время очистить ее список.
9
БЛЕЙК
Какого черта я делаю?
Это последняя мысль в моей голове, когда она ударяется о подушку, и первое, что я думаю, когда просыпаюсь около десяти.
Не могу поверить, что заснула на его диване.
Нарушая собственные правила, я подливаю бензин в костер, которым является Рамзес. Он будет пылать в любом случае, а я должна установить баррикады, чтобы он не сжег мой дом.
То, что я сказала в его машине, было ложью. На эти выходные у меня ничего не запланировано. И мне чертовски хочется увидеть Бали, особенно на частном самолете.
Но эта история с Рамзесом пристегнута к ракете, и мне нужно, черт возьми, притормозить.
Рамзес — нарушитель границ.
На самом деле проблема во мне.
Я заснула в его доме, потому что мне было слишком комфортно. Когда я проснулась, мне нужно было идти домой. Вместо этого я осталась еще на три часа, потому что хотела этого. Потому что мне было чертовски весело.
Это не должно быть развлечением. Это должна быть моя работа.
Никогда не верь, что это реально.
Я уже делала это раньше.
Я клялась, клялся, клялась, что больше никогда этого не сделаю.
Нет никакой "Красотки". Мужчины, которые нанимают секс-работников, не ищут любви.
Когда ты учишься чему-то трудному, ты не должна учить это дважды.
Это сделает меня идиоткой. А я, черт возьми, идиотка?
Я точно веду себя как идиотка.
Я позволила Рамзесу отпугнуть Зака Симмонса и даже не попыталась его вернуть. Я сама бросила Энтони Келлера, когда его IPO пошло вверх. Так всегда и было задумано, но я его не заменила. Мой единственный оставшийся клиент — Лукас Ларсен, и с ним я всегда встречалась реже всего, потому что у нас очень специфическая договоренность. Он не хочет работать, чтобы уравновесить Рамзеса.
Мне нужны клиенты, чтобы мой бизнес не зачах и чтобы держать Рамзеса в узде. Уступить ему в этом деле — значит лечь и умолять его проехать по мне бульдозером в любой момент, когда ему заблагорассудится.
К тому же я, черт возьми, обещала себе.
Если ты не можешь доверять себе, значит, ты не можешь доверять никому.
Сегодня у меня будет еще один клиент. Я могу выбрать из списка ожидания.
И я не собираюсь на Бали с Рамзесом, не в эти выходные. Его игры и так выносят мозг прямо здесь, в Нью-Йорке.
Он меня уже достал. Шалунья такая соблазнительная. Мне нравится быть ею. Все — удовольствие, все — разрядка. Делать то, что хочет Рамзес, слишком легко, слишком приятно.
Я вижу, что он делает, и, что еще хуже, вижу, что это работает.
Он вторгся в мою голову, испортил мои мыслительные процессы. Он окрашивает мои мысли, как Альтрон, заражающий интернет.
Я улыбаюсь про себя, вспоминая, как мне понравился этот нелепый фильм. Я видела его раньше и считала совершенно забытым. Теперь эти сцены мелькают в моей голове, связанные с шутками Рамзеса, его комментариями, моментами, которые мы ценили вместе.
Он не твой гребаный парень.
Я вытряхиваю эту мысль из головы и открываю ноутбук.
Я сижу за кухонным столом и пью чай. Впервые я думаю о том, насколько пустой может казаться моя квартира.
Обычно это как раз то, что мне в ней нравится. Я держу прилавки голыми, все пространство безупречным, поэтому ничто не бросается в глаза, ничто не бросается в глаза своим уродством, своим беспорядком. Все остается на своих местах, ничего не сломано и не испорчено.
Я жила во многих уродливых местах и ненавидела каждую минуту. Крики и стук других детей, крики родителей, вонь грязной посуды, полные подгузники, переполненные мусорные баки. Крысиные ковры, собаки, искусство, которое является лишь словами на дощечках, выкрикивающими ценности, которые вы не разделяете. Что бы я отдала за собственную голую белую комнату.