позднее Иола Торнаги. — Наконец очутилась я на какой-то черной лестнице,
которая привела меня в кухню квартиры, где жил Шаляпин. С трудом объяснила
я удивленной кухарке, что мне нужен Федор Иванович, на что она ответила, что
он еще «почивает».
Я попросила разбудить его и сказать, что к нему приехали из Москвы...
Наконец появился сам Федор. Он страшно удивился, увидев меня. Кое-как,
уже по-русски, объяснила я ему, что приехала по поручению Мамонтова, что
Савва Иванович приглашает его в труппу Частной оперы и советует оставить
Мариинский театр, где ему не дадут надлежащим образом проявить свой
талант».
Петербург, казенная атмосфера императорской сцены показались Шаляпину
невыносимыми после ощущения истинно творческой свободы, которую он
пережил в Мамонтовской опере. Его угнетала атмосфера равнодушия и
чинопочитания. Певец не раз с отвращением вспоминал строгое замечание,
полученное зимой за то, что своевременно не расписался под рождество в книге
визитов дирекции императорских театров. У него были и другие «проступки». И
первое ощущение радостной причастности к «храму искусства», каким издали
казался Мариинский театр приехавшему из провинции молодому Певцу, быстро
улетучивалось. Сн все чаще обращался мысленно к Мамонтовекой опере. Но
певца связывал с Мариинским театром контракт, и в случае разрыва ему
предстояло выплатить большую неустойку.
26 октября Шаляпин выступил с партией князя Владимира в опере А. Н.
Серова «Рогнеда», ему обещали роль Олоферна в опере «Юдифь» того же
композитора, о которой он давно мечтал. Но артист понимал, что эти уступки не
могут изменить ни обстановку в театре, ни тяготившее его положение
начинающего.
Однажды, когда Шаляпину принесли костюм Сусанина — кафтан и красные
сафьяновые сапоги, — он Робко обратил внимание гардеробщика на нелепость
такого наряда для русского деревенского мужика. Заведующий гардеробом
озадаченно посмотрел на Шаляпина и ответил:
— Наш директор (И. А. Всеволожский. — Авт. ) терпеть не может все эти
русские представления. О лаптях и не помышляйте. Наш директор говорит, что
когда представляют русскую оперу, то на сцене пахнет щами и гречневой кашей.
Как только начинают играть русскую увертюру, самый воздух в театре
пропитывается перегаром водки.
Мариинский театр был одним из лучших музыкальных театров страны, на
его сцене выступали выдающиеся певцы и музыканты, но в постановочной
культуре, в режиссуре даже этот театр стоял на консервативных позициях. Когда
Шаляпин однажды попросил режиссера и заведующего гардеробом сшить
другой костюм Мефистофеля, который позволил бы внести в традиционную
трактовку образа новую мысль, «оба, — вспоминает певец, — как бы
сговорились. посмотрели на меня тускло-оловянными глазами, даже не
рассердились, а сказали: «Малый, будь скромен и не веди себя раздражающе,
Эту роль у нас Стравинский играет и доволен тем, что дают ему надеть, а ты кто
такой?»
В общем, жизнь в Мариинском театре стала для Шаляпина невыносимой.
Он принял решение уйти.
Вскоре в газете «Новости сезона» появилось такое сообщение: «Артист
императорского театра оперы в Петербурге г. Шаляпин вступил в состав труппы
Солодовниковского театра. Дирекция в лице г-жи Винтер (юридически она
владела Русской частной оперой С. И. Мамонтова и сняла театральное
помещение, принадлежавшее Солодовникову. — Авт. ) платит неустойку за г.
Шаляпина».
ПОКОРЕНИЕ ПЕТЕРБУРГА
Шаляпин легко расстался с Петербургом. Разлука продлилась около двух
лет, но сколько событий произошло с молодым певцом за это время!
В Москве Шаляпин оказался в совершенно иной театральной среде. В
северной столице — царский Двор с многочисленными службами,
правительственный аппарат, «голубых кровей» аристократия, чиновничество,
крупная промышленная буржуазия. Это сковывало художественную жизнь
Петербурга, создавало там совершенно иную атмосферу, чем в Москве. Здесь, в
отдалении от резиденции императора, нравы, вкусы и быт определяли, с одной