увидеть двух знаменитых силачей и «единственную танцовщицу на руках
Клотильду Антонио».
В летнем театре «Аквариум» на Каменноостровском проспекте (сейчас это
одно из зданий киностудии «Ленфильм») царила опереточная звезда Парижа
госпожа Симон Жирар, выступавшая в «Тайне Канарских островов» Ш. Лекока.
В театре Неметти, в доме №39 на Офицерской улице, почти ежедневно шла
оперетта К. Милеккера «Продавец птиц».
Впрочем, в дачных театрах петербургских окрестностей можно было
встретиться и с явлениями подлинного искусства. Так, в Озерках многие
любители театра благодарно аплодировали «талантливой инженю госпоже
Комиссаржевской», которая этим летом впервые выступила перед петербургской
публикой.
Этим же летом 1894 года в Петербурге объявился и молодой, никому пока
еще не известный певец Федор Шаляпин.
Шаляпин приехал из Москвы. По дороге в Москву из Тифлиса какие-то
«милостивые государи» обыграли в поезде рослого провинциала в «три туза». В
Москве он оказался без денег, имея при себе лишь ворох рекомендательных
писем — управляющему конторой московских императорских театров П.
Пчельникову, дирижерам И. Альтани, У. Авранеку.
Федору Шаляпину исполнился 21 год. За плечами у него осталась трудная
юность, которую можно было сравнить только с «университетами» Горького. Он
родился в Казани, в Суконной слободе, где жила беднота. Мать его была
забитым, кротким, бессловесным существом. «Есть у нас на Руси какие-то
особенные женщины: они всю жизнь неутомимо борются с нуждою, без
надежды на победу, без жалоб, с мужеством великомучениц перенося удары
судьбы. Мать была из ряда таких женщин», — вспоминал Ф. И. Шаляпин в
книге «Страницы из моей жизни». Отец служил писарем, но жалованье
неизменно пропивал. Во хмелю был страшен, бил мать и детей — их было в
семье трое — нещадно. К постоянным побоям Федор был настолько приучен,
что считал их в порядке вещей. «Я знал, что в Суконной слободе всех бьют, и
больших и маленьких ; всегда бьют, и утром и вечером. Побои — нечто
узаконенное, неизбежное».
Играть и бегать со сверстниками Федору пришлось недолго, его отдали в
учение сначала к сапожнику, потом к скорняку. Там, как и дома, мальчика
ожидали колотушки и брань. «Свинцовые мерзости» жизни не сломили Федора,
а только закалили его. От природы он был одарен редкой жизнеспособностью,
жизнерадостностью.
Театр очень рано вошел в жизнь Шаляпина. Первые театральные
впечатления он получил в ярмарочных балаганах, где со сладким замиранием
сердца смотрел представления ярмарочного «деда» Яшки Мамонова — кумира
слободской детворы.
Довелось мальчику побывать и в настоящем театре. Впечатления от
спектаклей Казанского театра (Шаляпин увидел там пьесы «Русская свадьба» и
«Медея») затмили Яшкин балаган. Всеми правдами и неправдами мальчик
умудрялся проникнуть в театр.
Ему нравилось все — и занавес с нарисованным на нем дубом со златой
цепью и чудесным котом, и таинственная темнота зала перед началом
представления, и актеры, которые казались ему сказочно прекрасными героями.
Очень рано проявилась у мальчика страсть к пению он пел в церковном
хоре. Однажды услышав в исполнении гастролировавшей в Казани труппы
оперу, он буквально заболел оперным пением. В «Страницах из моей жизни»
Шаляпин писал: «Господи, — думал я, вот если бы везде — так, все бы пели, —
на улицах, в банях, в мастерских. Например, мастер поет:
— Федька, др-ра-атву!
А я ему:
— Извольте, Николай Евтропыч!
Или будочник, схватив обывателя за шиворот, басом возглашает:
— Вот я тебя в участок отведу-у!
А ведомый взывает тенорком:
— Помилуйте, помилуйте, служивый-й!
Мечтая о такой прелестной жизни, я, естественно, начал превращать
будничную жизнь в оперу; отец говорит мне:
— Федька, квасу!
А я ему в ответ дискантом и на высоких нотах:
— Сей-час несу-у!
— Ты чего орешь? — спрашивает он.
Или пою:
— Папаша, вставай чай пи-ить!
Он таращит глаза на меня и говорит матери:
— Видала? До чего они, театры, доводят. .»