Оглушительные крики:
– Нет! Нет! Нет! Нет деспотам! Право голоса для женщин! Нет деспотизму в любом обличье! Ленге – в меджлис! Ленге – в министры образования!
– О, Зара, разве это не чудесно? – воскликнула Шахразада. – Ты когда-нибудь голосовала?
– Нет, дорогая, конечно, нет. Но это не означает, что я не хочу, чтобы у меня было право голосовать, когда у меня возникнет такое желание. Сто раз я говорила Мешангу, что, разумеется, я бы спросила у него, за кого мне голосовать, но я все равно хочу сама участвовать в голосовании, хочу сама зайти в будку, если решу пойти!
– Ты права! – Шахразада повернулась и крикнула: – Да здравствует революция! Бог велик! Бог велик! Ленге – в Верховный суд! Женщин – в судьи! Мы требуем своих прав…
Теймур, иранец, прошедший подготовку в ООП, который поселился в квартире Шахразады, и которого послали наблюдать за маршем и запоминать его наиболее решительных участниц, узнал ее по фотографиям, которые видел в квартире. Его охватила злоба.
– Женщины должны подчиняться законам Аллаха! – прокричал он. – Долой женщин-судей! Женщины должны делать то, что положено Богом! – Но его заглушили тысячи голосов, и ни одна живая душа не обратила на него никакого внимания.
Никто не знал, как, собственно, начался марш. Они словно сами по себе сдвинулись вдруг с места и вскоре запрудили улицы, от стены до стены, перекрыв все движение, радостно шагая вперед – неудержимая сила. Люди в лавках, в окнах и на балконах стоявших рядом домов смотрели на демонстранток раскрыв рот.
Большинство мужчин были шокированы.
– Ты только посмотри вон на ту, вон, молодую шлюху в зеленом пальто, которое всю дорогу распахивается спереди, открывая ее промежность, вон, вон, гляди! Да проклянет ее Аллах за то, что она искушает меня…
– Ты лучше погляди вон на ту, в штанах в обтяжку, словно вторая кожа.
– Где?! Да, в синих таких штанах! Аллах, защити нас! Я вижу каждое подрагивание ее тела! Да она сама напрашивается! Как та, с которой она идет под ручку, та, что в зеленом пальто! Блудница! Эй ты, блудница, ты просто хочешь члена, вот чего вы все хотите…
Мужчины смотрели и негодовали. Похоть плыла вслед за демонстрацией.
Женщины удивлялись и размышляли. Все больше и больше их забывали, что вышли за покупками, или оставляли свои лавки и присоединялись к своим сестрам, теткам, матерям, бабушкам, бесстрашно стаскивая с головы хиджаб, снимая чадру – разве мы не в столице, разве мы не жители Тегерана, элита Ирана, уже давно не деревенщина? Здесь все совсем по-другому, не как в деревне, где они никогда не осмелились бы выкрикивать лозунги или снимать чадру и хиджаб.
– Женщины, объединяйтесь, Бог велик, Бог велик! Победа, единство, борьба! Равные права для женщин! Право голоса! Нет деспотизму, любому деспотизму…
Впереди демонстранток, позади них и вокруг них, на проспектах и в боковых улочках начали собираться группы мужчин. И тех, кто был за, и тех, кто был против. Споры становились все ожесточеннее – закон Корана требовал, чтобы мусульмане сопротивлялись любым действиям, направленным против ислама. Кое-где начались потасовки. Один мужчина вытащил нож и умер, получив удар ножом в спину от другого. Мелькнуло огнестрельное оружие, появились раненые. Столкновения множились. Тут и там вспыхивали схватки между либералами и фундаменталистами, между левыми и «зелеными повязками». Кому-то проламывали головы, еще один человек погиб, и тут и там под перекрестный огонь попадали вездесущие дети, некоторые из них поплатились жизнью, другие прятались, приседая за стоявшими вдоль улиц машинами.
Ибрагим Кияби, студенческий вожак Туде, которому удалось бежать в ту ночь, когда Ракоци попал в засаду, выскочил на улицу и подхватил насмерть перепуганного ребенка, пока его товарищи прикрывали его огнем. Он благополучно добрался до угла улицы. Убедившись, что девочка не ранена, он прокричал друзьям: «За мной!» – понимая, что их здесь слишком мало, и бросился наутек. Их было шесть человек, и они бежали по боковым улочкам и переулкам. Скоро они были в безопасности и направились в сторону проспекта Рузвельта. Туде приказали избегать открытых столкновений с «зелеными повязками», пройти маршем вместе с женщинами, смешаться с ними и вести пропагандистскую работу. Он был рад снова приступить к активной деятельности после того, как долго прятался.
Через полчаса после ареста Ракоци он доложил о предательстве своему руководителю в штабе Туде. Человек сказал ему, чтобы домой он не ходил, сбрил бороду и залег на дно в одном из конспиративных домов недалеко от университета: