— Да что там думать, господин прапорщик, если скажете двести, то это будет недалеко от истины.
— Наверное, вы правы. Таким караваном мне ещё сплавляться не доводилось.
— Ничего, справимся, — успокоил прапорщика штабскапитан.
Офицеры удалились от меня в сторону, и окончания разговора я не слышал.
За неделю, что переселенцы провели на Шилкинском заводе, они отъелись, окрепли и были готовы к дальнейшему пути.
Также были готовы плавсредства, в простонародье называемые плотами. Плоты представляли из себя неуклюжие и громоздкие создания, связанные и сколоченные из свежеповаленной древесины. В дальнейшем этот лес планировалось пустить на срубы под жильё новосёлов. С обоих концов плота были установлены вёсла-правила[1]. Этими правилами предполагалось мало-мальски придавать плотам нужное направление. На плотах были сколочены загородки для скота и небольшой домик для того, чтобы новоявленные мореходы могли укрыться от непогоды, были шесты, вёсла, канаты и прочая необходимая в пути мелочь. Также имелась целая флотилия небольших лодчонок.
Наконец был назначен день отплытия. Едва только забрезжил рассвет, как берег реки огласился криками мужиков и баб, ржанием лошадей и тревожным мычанием коров. Началась погрузка.
За время совместного пути люди сбились в небольшие сплочённые коллективы и старались держаться вместе. На каждом плоту люди распределялись компаниями по две-три семьи. Ведь только чтобы управлять таким монстром, требовалось сразу четыре человека. По два на каждое правило.
Наши со Степаном подопечные заняли свои плоты. Я напоследок перед дальней дорогой получал наставления от Батурина и краем глаза наблюдал за погрузкой. Зрелище было ещё то.
Если лошади более-менее спокойно восприняли предстоящее плавание, то коровы, в отличие от своих товарок из известной детской прибаутки, служить во флоте категорически не желали.
Широко выпучив глаза, они недоверчиво смотрели на шаткие доски сходен. Подниматься на борт «Ноева ковчега» рогатая братия не торопилась, но с помощью нецензурных выражений и пинков мужики постепенно побеждали упрямство «рогатой сволочи».
Когда четвероногих кормилиц наконец загнали на плот, произошёл небольшой конфуз. Одна страдалица вышибла перекладину загородки и вырвалась на волю. Почуяв свободу, она решила развить свой успех и, недолго думая, сиганула в воду. Задрав хвост и поднимая вокруг себя море брызг, коровёнка рванула к берегу.
Добравшись до спасительной суши, бурёнка победоносно взмычала и целенаправленно устремилась к ближайшей кромке леса.
— Яшка, растудыт тебя в коромысло, ты пошто скотину за рога к столбу не прикрутил? — заорал на своего сына Болдырев Ефим.
— Дак я думал — опосля, — пряча от разгневанного отца глаза, попытался оправдаться виновник происшествия.
— Я тебе покажу «опосля», — Ефим сгоряча прошёлся хворостиной, которой перед этим помогал безмозглой скотине забраться на плот, меж лопаток непутёвого сына.
— Погодь, дядька Ефим, парня-то калечить, — вступился за Яшку Степан, — верну я зараз твоё имущество.
Задорно гикнув, он вскочил на своего коня и, пришпорив жеребца, поскакал вслед за беглянкой.
Суетившийся на берегу люд с интересом стал наблюдать за развязкой событий. Всё какое-никакое, а разнообразие.
— Ты её, заразу, с «винта» прищучь, — кричали вслед Степану казаки, — чтобы другим неповадно было. А не то счас все в побег ударятся.
Степан совет хохмачей проигнорировал. Его жеребец в пять минут настиг непокорную отступницу, и в воздухе просвистел аркан. Надо же, удивился я, не хуже заправского ковбоя орудует казачок. Меж тем петля ловко обвила широко расставленные рога коровы, а Степан резко осадил коня. Руки, державшие аркан, напряглись. И вот, перекувыркнувшись через голову, свободолюбивое животное распласталось на траве. Недоумённо мотая головой, корова вскочила и попыталась вновь задать стрекача, но не тут-то было. Степан, накручивая на руку аркан, постепенно стал подтягивать бурёнку к себе, а затем, намотав конец верёвки на луку седла, медленным шагом направил лошадь к плотам.
— Принимай, дядька Ефим, свою беглянку. Магарыч с тебя, — крикнул он мужику и ловко спрыгнул на землю.
— Ай да казак! Ну и ловок, чертяка, — одобрительно зашумели мужики.
Степан же, поймав взгляд смутившейся девицы, подмигнул ей.
Та, поняв, что разоблачена, гордо отвернулась в сторону.
— Благодарствую тебе, Степан Северьянович, — уважительно, по имени-отчеству, поблагодарил казака, принимая конец верёвки, Ефим.