– Официальное название – Медовый раф, но кто знает…
– Но это же абсурд! Как место может так называться?
– В мире вообще всё возможно, – она достала из сумки видеокамеру. Осколок смущённого солнца скрылся под защитным панцирем тяжёлой тучи, и небо замерло, оставшись в одиночестве. Девушка хотела сохранить мгновение вечности – хотя бы её искажённую копию, ведь память тоже несовершенна.
– Лучшее изобретение человечества, – незнакомка снова улыбнулась. Лёгкие морщинки затанцевали в уголках её глаз, точно их красивая хозяйка разгадала секрет абсолютного счастья. Наблюдая за этими аритмичными танцами, Никита улыбнулся в ответ. Однако улыбка не успела задержаться на его губах: он несколько раз громко чихнул. Девушка не смогла подавить смех, но собеседник даже не обиделся.
– Кажется, пора где-нибудь погреться. Пойдём пить эль?
Наверное, сейчас Никита не отказался бы от горячего американо, но так не хотелось расставаться с незнакомкой, что пришлось согласиться на эль.
– Хорошая идея! Вот только… тебе точно можно пить алкогольные напитки? – бариста с недоверием посмотрел на юную собеседницу.
Она махнула рукой, и в её серо-зелёных глазах заплясали весёлые бесенята.
– Остался какой-то месяц до 18, – она вскочила с места и схватила Никиту за руку. – Ну что, готов к приключениям, Кит?
– Откуда ты…
Девушка приложила палец к губам.
– Ничего не спрашивай. Ты ещё многому удивишься. Кстати, меня зовут Мира.
– Красивое имя, – заметил Никита. Он наконец-то поднялся и тут же замер, почувствовав, как затекли ноги.
– Твоё тоже просто космос! – девушка подняла большой палец в знак одобрения.
Свежий ветер танцевал в её ярких волосах, и юноша не мог не любоваться лучистой улыбкой на тонких линиях губ и шаловливыми огоньками в широко распахнутых глазах. Эта девочка-подросток напоминала ему о мечтах, оставленных в пыльных ящиках памяти, и надеждах на пойманное в сачок счастье. Тогда он даже представить себе не мог, насколько оно неуловимо.
Мира казалась ему прародительницей невесомой красоты; никогда прежде Никита не видел таких безупречных лиц – разве что в музеях. Даже зигзагообразный шрам на левой щеке не портил её лицо, а делал уникальным и незабываемым. Никита мог закрыть глаза и воссоздать эти тонкие аристократические черты, точно выучил их наизусть, как стихотворение. Но открывал и понимал, насколько несовершенной бывает человеческая память, с удивительным мастерством искажающая всё идеальное. Мира улыбалась – и даже продрогший уставший странник смог бы согреться, а собственный закат показался бы ему далёким и неправдоподобным. Она улыбалась – и в ненастную погоду появлялись первые лучи солнца, чтобы осветить лицо какого-нибудь измученного страдальца.
Мира не шла – летела, и Никита едва поспевал за ней, удивляясь неутомимой энергии, которой недоставало ему самому. В эту минуту он подумал, что готов остаться здесь навсегда: рухнуть в объятия вереска, держать за руку смеющуюся девушку и слушать шотландские мелодии.
– Атмосферно, правда? – поинтересовалась она, когда музыка затихла.
Никита кивнул.
– Теперь мне ещё больше кажется, что я в Шотландии.
– И всё-таки ты ошибаешься. Может, это одна из копий той самой страны, о которой ты мечтаешь?
– Одна из копий? – переспросил бариста. Он чувствовал, что всё больше путается, не в силах понять, где проходит грань между сном и реальностью.
– Знаешь, если снимать жизнь на камеру, это вроде бы будет та же самая жизнь и в то же время что-то совсем другое, – попыталась объяснить девушка.
Они подошли к хижине, и Мира остановилась, чтобы спрятать видеокамеру в чехол. Зигзаг на щеке блеснул в лучах засыпающего солнца. Никита не удержался от вопроса, хотя и знал, что может показаться невежливым. Впрочем, девушка наверняка была выше предрассудков и прочих глупостей.
– Откуда у тебя этот шрам?
Молчание длилось почти полминуты, и всё это время Мира не поворачивала лица. Наконец она улыбнулась, с подчёркнутым равнодушием махнула рукой и ответила совершенно бесцветным тоном:
– Да так… Пострадала в честном поединке с одним вороном.
Никита в очередной раз ничего не понял, но уточнять не решился, к тому же дверь в хижину с неожиданным скрипом отворилась.
На пороге стояла красивая женщина в светло-зелёном плаще с оборванными пуговицами. Её волосы были заплетены в косу, но она совершенно не держалась: седые пряди растрепались и падали на глаза. Женщина убрала их за уши, растерянно взглянула на гостей и улыбнулась. Правда, её улыбка вышла немного неуклюжей, как у провинившегося ребёнка. Незнакомка вообще напоминала сбежавшего из дома подростка и, если бы не седые волосы, Никита принял бы её за старшую сестру Миры.