Само собой, стук в дверь, которым их обычно будили стражники, раздался в середине очередной перепаковки. Джим спешно покидал все вещи в мешок, впихнул его в руки Элу и после мимолётного размышления бросил туда же доселе припрятанный в заднем кармане джинсов перочинный нож. Эл убрал его - быстро, но без паники - и протянул Джиму свободную ладонь.
- Через два дня встречаемся в святилище.
- Надеюсь...
Ладонь у Эла оказалась горячая, жёсткая, с грубой кожей. Почти что шкурой.
Шаман встретил Джима у самых дверей и тут же выплеснул ему под ноги содержимое крохотной пиалушки. И без того перетянутые нервы заставили Джима дёрнуться, в результате он весьма чувствительно приложился плечом об косяк. Шаман победно оскалился, с самым довольным видом оглядываясь на стоящих за его спиной жителей деревни. Что бы ни означала подобная проверка, Джим её явно не прошёл, и это отнюдь не улучшило его настроение.
- Сукин сын, - в бессильной злобе прошипел он в спину шаману, гордо возглавившему их маленькую процессию. - Руки бы тебе поотрывать...
Как ни странно, пара сердитых проклятий действительно помогла.
Вокруг наспех сооружённого навеса, где по указу вождя Джим хранил свои приборы, уже собралось дюжины три деревенских. Приставленный охранять «артефакты» воин лениво гонял детвору, так и норовившую утащить какой-нибудь блестящий винтик, но, судя по радостным восклицаниям, особо в этом деле не усердствовал. Вождя не было видно, зато в тени навеса широко и заразительно зевал Тен-Ну.
Джим не хотел включать генератор посреди толпы, поэтому на утро ему пришлось сделать вид, что он и дальше работает над своим «заклинанием». Нервное притворство обмануло многих, но не шамана. Он продолжал пристально следить за каждым шагом Джима даже тогда, когда разбрелись старики, разбежалась играть детвора, а Тен-Ну окончательно задремал в уголке. Нельзя было не отдать должное: интуиция шамана не подводила.
Солнце тем временем поднималось к зениту, и Джим решил, что абсолютного уединения он всё равно не добьётся, а значит пора действовать. Как можно небрежней он отослал Тен-Ну - проснувшийся мальчишка крутился слишком близко, внутри контура будущего поля, - затем подтащил к самодельному верстаку короб радио. Когда Джим потянулся за чехлом от аптечки, в который сложил часть припасов, из-за его спины раздался возмущённый окрик.
Крики, топот приближающихся воинов, характерный перестук косточек на боевых посохах - всё это не имело уже никакого значения, поскольку Джим поправлял на плечах лямки генератора, так и норовящие врезаться в более широкие ремни мешка. Но простое человеческое любопытство всё же заставило его оглянуться. И он замер.
Воины, выставив перед собой кто копья, кто посохи, а кто и натянутые луки, выстроились полукругом, отрезая Джиму пути отхода. В фокусе дуги оказались вождь и шаман. Первый сжимал в руке свой бронзовый нож, второй забрал у одного из воинов копьё и целился им Джиму в живот. В хмурых лицах и напряжённых мускулах читалась готовность сорваться в любой момент, сдерживая лишь страхом перед «колдовством» чужака. Но остановило Джима не это. То, как шаман держал копьё: обеими руками почти за середину древка, вытянув их перед собой - помещало по меньшей мере одну его ладонь внутрь контура щита.
Это означало: нажми Джим сейчас на кнопку, и шаман, всю неделю горящий желанием отрезать ему руки, сам останется без них. Нельзя было не оценить недобрую иронию ситуации - даже тогда, когда времени на размышления почти и не было.
Джим так и не разобрался, были ли его действия осознанным решением, пусть и принятым за долю секунды, или инстинктивным поступком. Он обернулся, увидел окруживших его воинов, увидел оружие, увидел вытянутые руки шамана... и с диким криком, срывающим горло, швырнул один из стоящих на верстаке коробов вождю под ноги. Мгновение замешательства дало ему необходимую брешь в толпе и три фута форы. Оказавшись на безопасном от чужих конечностей расстоянии, Джим включил генератор.
В воцарившейся суматохе тихое гудение поля послышалось едва-едва, но странное недоощущение, сопровождающее работу высокочастотной техники, вполне заметно кольнуло Джима в висок. Секундой позже проснулись и остальные чувства: предгрозовой запах электричества, металлический привкус разворачивающейся волны щита. Десятифутовый цилиндр, заметный лишь по примятой траве, непроницаемой стеной встал между Джимом и деревенскими. Стеной, на которую тут же посыпались удары оружия.
В первый момент, увидев летящее в него копьё, Джим ощутил первобытный страх. Древняя, самая подозрительная часть мозга отказывалась верить в надёжность защиты, которую нельзя увидеть. Но кончик копья ударился о барьер, и не ожидавший сопротивления воин с недоуменным вскриком выпустил из рук затрещавшее древко. Следом посыпались стрелы, ещё копья, пара брошенных из толпы камней... Звуки ударов заставляли Джима невольно вздрагивать; если снаружи они тонули в гомоне толы, то внутри барьера почти оглушали.