- Племя как племя. Аборигены. Бронзовый век.
- Не каменный?
- Я видел у них металлическое оружие. Не очень хорошее, но...
Джим тихо фыркнул. Перед его мысленным взором словосочетание «племя из джунглей» порождало разве что образ пигмея в бусах и перьях, с кремниевым копьём наперевес.
- Они охотники, - тем временем продолжал Эл. - Немного ремесленники. Торгуют с соседними племенами, но чужаков не любят. Два раза в год к ним приезжает гуманитарная миссия: привозит лекарства, кое-какие припасы, одежду - хотя кому она здесь нужна? Несколько лет назад отца нынешнего вождя утащил в реку аллигатор. Я не знаю, что ещё рассказать.
- Почему они так долго держат тебя здесь? Заставляют работать?
Эл засмеялся - неожиданно громко, сорванным хриплым голосом, совсем не похожим на его разговорный. Отсмеявшись, он посмотрел на Джима с непонятной насмешкой:
- Нет, никто никого не заставляет. Видимо, им просто нравится иметь пленника.
- А гуманитарные миссии? Неужели они...
- Они не знают обо мне.
И опять у Эла был такой тон, словно он скорее отрежет себе язык, чем продолжит говорить. Подобные скачки настроения если и не пугали Джима, то определённо настораживали. Он догадывался, что, проведя несколько лет в заключении, недолго и тронуться умом, но перспектива оказаться запертым в одном помещении с психом дёргала нервы.
Поэтому Джим не стал упоминать, что его, скорее всего, уже ищут, и вместо этого спросил:
- Ты хочешь рассказать что-нибудь о себе?
- Хотел бы, - в темноте не было видно, но по тону Эла Джим решил, что тот пожал плечами, - но я почти ничего о себе не помню. У деревенских традиция: привечать чужаков дубиной по затылку.
Джим не нашёл, что ответить, и взамен просто кивнул. Эл же, почувствовав в разговоре паузу, спросил с любопытством:
- А ты как попался? Помнишь?
- Не совсем...
Джим рассказал о неудачном тестовом полёте и вынужденной посадке - коротко, пока не рискуя затевать долгие монологи; голова хоть почти и не болела, но фокусы зрения заставляли осторожничать. Эла, к его удивлению, незатейливый рассказ отчётливо взбудоражил. Мягкие глаза лихорадочно сияли, а бледные руки с такой силой сжимали прутья, что дерево протестующее скрипело. Джим никогда не отрицал, что его летун - действительно крутая штука, но в подобных обстоятельствах энтузиазм выглядел странно. Для человека, смирившегося со своим заключением, Эл слишком радовался гипотетическому средству призрачного побега.
Джим потихоньку начинал клевать носом - что-то в Эле всё же невероятно утомляло, - когда дверь распахнулась и внутрь вошли трое. Войдя, они остановились на пороге, и бьющий им в спины дневной свет очертил контуры тел. Прошла добрая минута, прежде чем заново привыкшие к свету глаза Джима сумели разглядеть хоть какие-то подробности.
Все трое были невысокими, со смуглой кожей, коротко остриженными тёмными волосами и длинными жилистыми руками. Тот, что зашёл первым, выглядел старше всех, лет на шестьдесят пять. Лица остальных прятались под густым слоем краски, но, судя по крепким мышцам и отсутствию морщин, было парням не больше тридцати. Одежда, которую они носили, представляла собой пёстрое сочетание расшитых грубыми бусинами шкур и привычных элементов современного гардероба: один мог похвастаться порванными в нескольких местах, но тщательно заштопанными джинсами, другой - футболкой с отрезанными рукавами. У старика же на обнажённом поясе болтались два брючных ремня. В целом «деревенские», как их назвал Эл, являли собой картину скорее любопытно-комическую, нежели вызывающую опасения, но расслабляться Джим себе не позволил.
В конце конов, каждый из вошедших держал в руках по пятифутовой палке. И, несмотря на игрушечную несерьёзность намотанных на концы ремешков с камушками и косточками, выглядели посохи достаточно крепкими.
Пока Джим рассматривал вошедших, они в ответ рассматривали его. Эмоций во взглядах с такого расстояния было не различить, но одно из вымазанных белой краской лиц явно скривилось в недоумении. Джим вопросительно оглянулся, однако за решёткой его встретили лишь красноречивые чернота и тишина.
Ждать пришлось недолго. Насмотревшись, деревенские двинулись вглубь хижины; старик держался чуть позади, выставив своих молодых подручных живым щитом. Пока они осторожно подбирались, нацелив посохи в явной угрозе, тот что-то бормотал себе под нос. Для Джима чужая речь сбивалась в тягучий поток звуков, лишённый слишком большого количества согласных. Монотонное почти-гудение сопровождалось мелкими рваными жестами; старик то чертил в воздухе перед собой непонятные фигуры, то резко вскидывал голову, словно бы сверяясь с потолком.