Прохлада струилась к разогретой за день земле, а жар, наоборот, поднимался вверх. Лучи закатного солнца отражались от лёгкой походной кольчуги и бегали по её узорам, растворялись в блеске щита и плясали по лезвиям кривых сабель, что держал в руках Мартин. Его привычный ко всему конь плёлся неспешным шагом по направлению к покинутой жителями ремесленной слободе. Друзей на месте назначенной встречи ещё не было, так как до неё оставалось чуть более получаса, но Мартин, как и любой предусмотрительный человек, прибыл на место встречи заранее. Сейчас, когда спал дневной зной, и только камни хранили накопленный жар, пустыня выглядела ещё величественнее и прекраснее. Подёрнутые рябью пески, словно застывшие морские волны, уходили к горизонту и завораживали взгляд своим причудливым узором. Однако сидящий на коне Мартин рассматривал вовсе не барханы, а руины сожжённой мусульманской мечети, что стояла посреди ремесленной слободы. За этим занятием его и застали друзья, тут же разбавив величественность заката изрядной долей солдатских шуток.
- Только за одно то, что мы сюда притащились, бросив хорошую попойку, ты уже должен нам по резвому скакуну и по юной красавице каждому! – засмеялся, осаживая коня, Абелард, невысокий худощавый рыцарь с непропорционально тяжёлым волевым подбородком.
- И по паре кувшинов доброго вина, - подхватил Максимилиан.
- Будут вам и скакун, и вино, и весь гарем султана. Но позже. Там в мечети какой-то шум. Предлагаю спуститься и разведать, пока солнце еще не совсем село и проклятая пустыня не замерзла, как ноги моей бабушки! - Мартин указал рукой в сторону чернеющего строения и, не дожидаясь ответа друзей, тронул повод своей лошади. Приятели одновременно переглянулись, пожали плечами и поехали следом за ним.
- А на кой чёрт тебе эти сарацинские сабли? - спросил Максимилиан. Мартин тут же протянул два клинка друзьям, оставив третий себе.
- Берите, позже расскажу. Да берите, берите, они вам ещё очень пригодятся!
В мечети было очень шумно, потому что в её центре самозабвенно ругались между собой около десяти французов. Германцы тихо встали у стен и в сгущающихся сумерках остались для спорщиков незамеченными. Мартин приложил палец к губам и начал вслушиваться в разговор. При ближайшем рассмотрении французов оказалось всего восемь: один рыцарь в богатой одежде и семеро рыцарей попроще. Разговор шёл на повышенных тонах, и вскоре все семеро решительно напали на своего более знатного земляка. Бросившихся на выручку французу Абеларда и Максимилиана Мартин успел схватить за руку и горячо им зашептал, временами срываясь с шёпота на свист:
- Это воля Провидения, и противиться ей мы не имеем права! Таких совпадений просто не бывает, и сейчас именно от нас зависит вся судьба похода!
- Ты о чём? - не понял его Максимилиан. - Александр - благородный рыцарь, а эти негодяи сейчас его убьют, если мы не поможем!
- Да поможем, конечно, поможем, но сделаем это теми саблями, что я вам сейчас дал. И не удивляйтесь ничему, что я буду делать, ибо все, что я делаю, я делаю во славу Господа!
Сказав это, Мартин коснулся креста на плече, выхватил гнутую саблю и ринулся в гущу французов. Следом за ним, издав воинственный клич, в толпу с разбега врезался двухметровый Максимилиан, он размахивал трофейным сарацинским оружием, будто мальчишка палкой. Абелард же сражался молча, сосредоточенно выискивал слабые места противника и за пять-шесть ударов расправлялся с ним. Последний из французов пытался убежать через выгоревший дверной проем, но спасённый рыцарь Александр бросил ему вдогонку свой меч. Клинок почти в человеческий рост пригвоздил негодяя к стене, войдя лезвием между камней. Убедившись, что никто из нападавших уже не дышит, француз горячо поблагодарил германцев и рассказал, что его земляки пытались обесчестить спрятавшуюся в развалинах местную поселянку. Когда же проезжавший мимо Александр вступился за неё, те стали угрожать смертью ему самому.
- Если бы вы, господа, не подоспели, мне бы тут пришлось крайне несладко! Спасибо! – протянул он руку Мартину, стоящему ближе других. Рыцарь чуть помедлил, пожал её и, не выпуская, проткнул француза насквозь кривой саблей.
В резко наступившей тишине Мартин склонил голову перед пытающимся вытащить из себя клинок Александром и произнёс: