- Ну, где же ты! - воскликнула наконец начавшая беспокоиться Элоиз, прищурясь на уже спускающееся к горизонту солнце.
«Уже здесь, прости, - тут же прозвучал ответ, и ласковая лапа легко взъерошила волосы на голове девушки. - Я немного поел и не голоден, мне хватит этих мух. Хочешь ли ты развести огонь? Тогда тебе придется покинуть шатер, но я буду тебя охранять».- Нет, Анза, я лучше с тобой.
Хорошее настроение сразу вернулось к Элоиз, и она принялась быстро выкладывать еду из узелка на давно расстеленную на траве скатерть. Паук забегал по паутине, спеленывая мух, потом вернулся с ними к девушке. Восьмилапый и человек ужинали не спеша, сидя друг перед другом и молча обмениваясь шуточно-ласковыми репликами, как могли бы поступать двое хороших друзей или даже влюбленных.
«Давай останемся жить в Степи, Анза? Ты сильный, с тобой не страшно, ты прогонишь всех скорпионов!»
«Мне придется только этим и заниматься, маленькая. Они все сбегутся, почуяв аромат твоего мяса. Такого им здесь лакомства еще не предлагали».
«Тогда убей их всех, противных обжор! Спеленай, как этих мух, пусть высохнут на солнце, а из их клешней мы построим дом! Даже целый город!»
«Не знаю насчет всех, а одного завтра убью обязательно, тебе, наверно, понравится мясо из его клешней. А Глуви просил меня привезти ему скорпионьего яду».
«Глуви - противный дурачок! Он добрый, он доктор, но он делал мне больно, когда я сломала ногу! Не вози ему никакого яду!»
«Яд нужен ему, чтобы лечить людей. Он сделал тебе больно, потому что не мог быть с тобой близко-близко, Глуви ведь должен был лечить твою ногу, а больше рядом никого не было, вот и пришлось дать тебе почувствовать боль».
«Не хочу, чтобы кто-то был со мной близко-близко, кроме тебя! Анза хороший и ласковый, а другие меня иногда пугают…»
Девушка с аппетитом кусала сыр, мясо и хлеб, запивая их водой из тыквенной бутыли, паук всасывал в себя размягченные пищеварительным соком тела еще живых мух. Она звучно чавкала, а под конец громко рыгнула, Анза издавал хлюпающие звуки, и оба они были вполне довольны друг другом.
Несмотря на то, что подошедшая Ма хмурилась, племя оживилось, повсюду замелькали радостные улыбки. Гусеница! Огромный кусок мяса ползет где-то совсем неподалеку - может быть, всего в нескольких часах пути. И хотя взять большую добычу не такая уж легкая работа, всем задышалось куда легче.
Скоро, скоро будет пир, будет еда без ограничений, а потом будет сытость и песни, а из чего же еще состоит жизнь степняка-охотника, Пожирателя Гусениц? Несколько дней пьянящего веселья от набитого наконец до отвала живота, а потом снова долгие и опасные переходы цепью через океан травы, в котором охотники получают от Степи редкие подачки, но куда чаще -шрамы, теряют друзей. И опасаются неба. Не крылатых хищников, иной раз способных убить взрослого охотника, нет… Страх приходит медленно, у него нет крыльев, это просто Гнев с Неба, Гнев богов Степи. То ли Турн чувствовал себя неловко перед суровой Ма за веселость своих охотников, то ли действительно торопился, но мужская цепь сразу далеко оторвалась от женской. Шли споро, и через некоторое время охотники вышли на след Гусеницы, шириной больше чем два человеческих роста.
Здесь, по ровно съеденной траве, двигаться стало совсем легко, и цепь превратилась в колонну, возглавляемую Турном. Клас, совершенно счастливый, шел позади, чуть поддерживаемый Элем, - нога все же давала о себе знать. Теперь юный охотник ни о чем не думал, даже о Сойле, он просто улыбался солнцу, вовсе не такому уж и жаркому, и двигался со своим племенем по следу Гусеницы. Он был настолько счастлив, что ему хотелось бы шагать так вечно.
Они нагнали Гусеницу перед закатом, нападать на нее было уже поздно, но это никого не смутило. Охотники отошли в траву погуще и стали готовиться к ночлегу - по одному, связывая над собой стебли в пучки. На закате подошли и женщины. Ма тут же стала ругаться, что мужчины так далеко убежали, а ведь надо было еще дождаться детей и охраняющих их дежурных охотников, но в этот день все благоволило племени: отставшие малыши благополучно пришли уже в темноте, когда степнячки успели разнести охотникам еду. И уж совсем поздно по широко раскинувшейся стоянке прошли Ма и Турн, каждый отдельно, заставив-таки некоторых поискать себе другое место, чтобы не допускать скученности. Гнев с Неба может упасть в любой день, и тогда не должны погибнуть все. Племя обязано выжить. Для чего?.. Не думай, Пожиратель Гусениц. Степь не любит мыслящих, ее боги убивают тех, кто думает. Убивают крылатыми, наземными и подземными хищниками, убивают засухой и голодом, но пуще всего убивают Гневом с Небес. Убивают тех, кто думает, и всех, кто рядом с ним, кого смогут найти поблизости. Поэтому быть вместе никогда нельзя. Поэтому беременные женщины идут позади всех с нареченными мужьями и никогда не ночуют вместе с племенем, даже близко от племени: разум -проклятие человека, и это проклятие преследует его еще в утробе матери. Даже там человек думает, и Гнев слышит это, и спускается с Небес.
В эту ночь Клас не старался устроиться поближе к Элю, как делал не раз, чтобы в темноте подползти к нему и поболтать о Сойле. Это опасное ребячество, а детство теперь окончилось -вместе с первой Гусеницей. Клас, наконец-то, полноправный охотник. Поэтому парнишка специально выбрал место на границе стоянки, даже дальше от других, чем требовалось. Связав над головой стебли и оказавшись в своеобразном коконе, он расслабился, положив на грудь копье и прислушиваясь к шорохам в траве. Не думать и не мечтать - только так можно выжить, спрятаться от демона Небытия в голове, который призывает на голову провинившегося Гнев с Неба. Болит нога, скоро будет еда, какая-то крупная тварь пробирается через траву шагах в двадцати отсюда, но мимо… Незачем думать, не о чем думать, нужно только чувствовать - и все.
Скоро к Класу пришел сон, чуткий сон охотника. Сон принес видение Степи, огромной, не умещающейся в мире, который можно представить, выходящей за его пределы. В Степи суетилась жизнь. Она занималась тем, чем только жизнь и может заниматься: она жила. Чудесным образом Клас видел всех одушевленных тварей сразу, и людей тоже, и даже Пожирателей Гусениц, и, конечно же, себя. В какой-то момент ему захотелось взглянуть, чем сейчас занимается Сойла, но рассмотреть не удалось, потому что все вдруг стало уменьшаться. Уменьшились все существа, и стало их видно больше, потом еще больше, а потом они слились в одну Жизнь, и была эта Жизнь не только в Степи, а и вокруг нее. Клас замер, ошеломленный таким открытием: Жизнь может быть больше Степи! Он видел другие места, и не знал им названий, но был уверен, что это не Степь, однако же Жизнь была и там. И, наконец, Клас увидел ее всю, и при этом продолжал отдаляться, и Жизнь теперь становилась меньше, пока не стала совсем крохотной, как листик в пустоте. Тогда охотник понял, что смотрит со звезд, что они за самой его спиной, но обернуться не мог. Он чувствовал покой Великой Пустоты и хаос Звезд, и из этого состояла Вселенная. А перед ним, далеко внизу, кружился листик Жизни.
- Зачем? - вскрикнул изумленный Клас вслух и проснулся. - Зачем?.. - повторил он негромко, как бы взвешивая вопрос. Но думал уже не об этом.
Где он ошибся? Почему он не смог не думать, почему демон разума снова поймал его, пусть и во сне? Так из него никогда не выйдет хорошего охотника. А потом Клас опять уснул, качаясь на крохотном теплом листике среди пустоты.
«Постель готова, маленькая. Укутать тебя?» Элоиз заканчивала расчесывать свои длинные рыжие волосы. Хотелось бы больше воды, чтобы получше умыться, но уж ладно, Анза обещал сбегать к источнику завтра утром.
- Конечно же, укутать! Даже и не надейся, что я позволю тебе оставить меня мерзнуть - ветер совсем сырой. Она сбросила тунику и развязала несколько остававшихся на теле лент.
Зеркало - вот чего действительно не хватает… Элоиз подошла к шару, где на уровне ее колен покачивался заботливо сплетенный пауком гамак и легла, расслабившись, чуть поеживаясь от ночной прохлады. Анза, когда хотел, умел делать совсем не липкую, тонкую, невесомую нить и никогда не жалел трудов для своей «маленькой».