Он спокойно лежал и смотрел, как она надевает какую-то одежду с бахромой, из оленьей кожи. На правое плечо она повесила ремень, состоящий из четырех разноцветных полосок кожи, заканчивающийся кожаной сумкой, украшенной символическими узорами и кружком из больших ярких перьев неизвестных Робу птиц; и сумка, и перья касались ее левого бедра.
Мгновение спустя она выскользнула наружу. Скоро до Роба донеслись звуки молитвы, которую то ли проговаривала, то ли пропевала Маква-иква, при этом ее голос то взлетал до небес, то понижался до рокота.
«Хой! Хой! Хой!» — вторили ей сауки. Роб не имел ни малейшего представления, о чем эти колдовские молитвы, но от вибрации ее голоса у него по коже мурашки пошли. Он зачарованно прислушивался, глядя в отверстие для дыма в крыше ее дома на ярко горящие звезды. Совсем недавно они были похожи на куски льда.
Той ночью он с нетерпением ждал, когда же затихнут звуки Танца Журавля. Он дремал, просыпался, раздраженно слушал, снова ждал, пока звуки не затихли: голоса становились все глуше и наконец замолчали, а празднество закончилось. На пороге лонгхауса послышались тихие шаги, зашелестела сброшенная одежда. Рядом с ним со вздохом опустилось чье-то тело, руки потянулись вперед и нашли его, его ладони легли на чью-то плоть. Все совершилось в тишине, если не считать учащенного дыхания, веселого фырканья, шипения. Ему не пришлось особо напрягаться. Даже если бы ему и хотелось продлить удовольствие, у него бы ничего не вышло: он слишком долго воздерживался. Она была опытной и умелой, а он — нетерпеливым и быстрым, и в результате остался разочарованным.
…Он словно откусил от прекрасного фрукта и понял, что реальность не оправдала его ожиданий. Пытаясь рассмотреть детали в темноте, он решил, что груди сейчас обвисли больше, чем он помнил, а на ощупь кожа на них была гладкой и без единого шрама. Роб Джей подполз к костру, достал из него ветку и помахал тлеющим концом, чтобы заставить его вспыхнуть.
Когда он подполз с факелом к циновке, то вздохнул.
Широкое плоское лицо женщины расплылось в улыбке, оно вовсе не было неприятным, вот только он никогда прежде его не видел.
Утром, когда Маква-иква вернулась в свой лонгхаус, на ней был обычный бесформенный костюм из выцветшей домотканой материи. Очевидно, праздник Танца Журавля закончился. Она готовила мамалыгу на завтрак, а он сидел с угрюмым видом. Он сказал ей, чтобы она больше никогда не присылала к нему женщин, и она вежливо, кротко кивнула — этому приему она, несомненно, научилась еще в детстве, когда учителя-христиане ругали ее.
Продолжая готовить, она равнодушным тоном объяснила ему, что ночную гостью, которую она послала, зовут Женщина Дыма, а ей нельзя ложиться с мужчиной, иначе боги отберут у нее дар целителя.
Чертовы дикарские глупости! Но она, очевидно, в это верила. Он был в отчаянии.
За едой он тщательно обдумал это. Ее крепкий кофе по-саукски показался ему более горьким, чем обычно. Не кривя душой, он признал, что если бы вставил в нее свой пенис, то стал бы просто шарахаться от нее. Она же восхитительно вышла из сложной ситуации: позаботилась о том, чтобы жар его страсти поугас, прежде чем просто и честно объяснить, что и как. И он снова, далеко не в первый раз, понял, что она — удивительная женщина.
В тот же день, после обеда, в ее гедоносо-те набились сауки. Идет Поет был немногословен, обратился к другим индейцам с краткой, но торжественной речью от имени Роба Джея. Маква-иква перевела:
«И-нени-ва. — Он — мужчина», — и добавил, что Коусо Вабескиу — Белый Шаман, всегда будет сауком и Длинноволосым. А сауки все дни своей жизни будут ему братьями и сестрами.
Храбреца, ударившего его по голове после победы в игре «мяч и палка», выдвинули вперед: он широко улыбался и шаркал ногами. Звали его Каменный Пес. Сауки никогда не извинялись, но знали толк в компенсациях. Каменный Пес дал ему кожаную сумку, похожую на ту, которую носила Маква-иква, только вместо перьев она была украшена иглами дикобраза.
Маква-иква сказала ему, что в этой сумке он должен держать несколько лечебных предметов, набор священных личных предметов, называвшихся Мее-шоме, и никогда никому ее не показывать, ибо каждый саук получает из нее силу и могущество. Чтобы он смог носить сумку, она подарила ему четыре окрашенных сухожилия: коричневое, оранжевое, синее и черное, — и прикрепила их к сумке, как ремешок, чтобы ее можно было носить на плече. Эти шнурки называются «покрывала Иззе», добавила она.