От его одежды, Нина ощущала это почти зримо, дымком поднимался едкий запах, и через минуту Нине стало казаться, что она попала в химическую лабораторию. Снова затошнило. Нина вылезла из тепла кровати, пошла на кухню — попить воды.
Нет, ребёнка она не оставит!
На кухне горел и верхний свет, и торшер — Олег забыл выключить. Увидела немытый стакан, кипящий чайник.
От балконной двери по полу полз декабрьский холод.
Вернулась в комнату, подхватила Олеговы вещи, понесла на балкон.
— Ложись же, — неприязненно сказал Олег, — что ты устраиваешь демонстрацию? Завтра всё уберу! — В его голосе слышалось то же раздражение, что бродило в ней. И Нина взорвалась:
— Знаешь же, что теперь всё пропахнет твоей химией. Ничем её не вытравишь. Хоть бы вещи на балкон выбросил!
Он привстал на постели. Глаза у него были белые, злые.
— Выбросила сама? Ничего с тобой не случилось? Посиживаешь целые дни с книжечками и корчишь из себя усталую. Избаловалась.
Не помня себя, Нина закричала:
— Привык приходить на готовенькое! А я тоже работаю. Чем ты мне помогаешь? В магазин ходишь? Нет. Я сама таскаю тяжёлые сумки. Может быть, за собой убираешь? Нет. Я за тобой убираю. Носки стираешь? При горячей воде мог бы сам себе постирать, не развалился бы!
— Нечего было замуж выходить. Я учёный. Мне нужно, чтобы обо мне заботились. Бросай работу — сиди дома, не будешь уставать.
— Почему это я должна тебя обслуживать? Я тоже человек, рождённый однажды. Барин! У меня тоже есть моё дело.
Сон неожиданно оказался глубоким, и Нина проснулась обновлённая. Ни тошноты, ни вчерашней черноты.
Она уходила на работу раньше Олега. Уже одетая, заглянула в комнату: он спал калачиком, притянув колени к груди.
День летел стремительно: проглядела уходящую в набор рукопись, утвердила с художником иллюстрации к ней, в перерыв сумела купить на рынке кролика. День был обычный. Вчерашние сутки выпали из их с Олегом шестнадцати лет, выпали из памяти. От «вчера» осталась лишь слабость. На обратной дороге руки едва удерживали сумки с продуктами и новой толстой рукописью.
Тяжёлая дверь парадного, по счастью, чуть приоткрытая, лифт, восьмой этаж — дом.
Звонок совпал с Олиным воплем:
— Мама пришла! Сегодня у нас блины!
Оля, подпоясанная фартуком с лебедями, встала на цыпочки, поцеловала Нину, выхватила из рук сумки, по полу поволокла в кухню.
— Папа в местной командировке, в Мытищах, вернётся в двадцать один тридцать. Он уехал неожиданно, не успел тебе позвонить, — рапортовала Оля.
Нина умылась, переоделась в сиреневое домашнее платье — Олег очень любит его. Разделала кролика, сунула в духовку и, наконец, налила себе чаю.
Обыкновенный день. С Олиной улыбкой во всё лицо, с живым запахом еды возвратилось привычное ощущение дома. Даже лёгкое недомогание, даже вчерашняя ссора с Олегом не могли разрушить постоянства уюта, надёжности книжной цитадели — стеллажи поднимаются от пола до потолка с химическими книгами Олега, с её Чеховым, Пастернаком, Толстым, Цветаевой… Светло-зелёные стены их с Олегом комнаты ограждают от холода и суеты века.
Непривычно просторная без Олега кухня тонет в розовом тепле. Тарелка с блинами — перед Ниной. И, хотя сытость подступает к горлу, запах ноздрястых блинов дразнит — Нина снова потянулась к тарелке. Не донесла руку, рассмеялась:
— От жадности лопну, вот как ты вкусно готовишь! Беги заниматься скорее, а то опять не успеешь сделать уроки!
Пушистые длинные косы на груди, блестящие Олеговы глаза — вполне сносный ребёнок, даже очень ничего себе, симпатичный.
— Иди, а мне надо поработать, пока папа не вернулся.
— Ты не забудешь подогреть папе блины? Он любит хрустящие!
Неожиданно Оля соскользнула на пол, полежала секунду, подпёрла ладошками лопатки и взметнула ноги вверх. Через минуту она уже лежала на пузе, а её пятки касались затылка. Ещё через минуту, торжествующая, с вишнёвыми щеками, стояла в дверях.
— Первое — берёзка, второе — кольцо. Здорово я умею? Это меня Гриша научил. А ещё смотри! — Оля чуть подпрыгнула и в воздухе перевернулась на триста шестьдесят градусов. — Папе нравится, папа говорит, что когда-то тоже так мог. А Гриша умеет на руках ходить.
Гриша — маленький разрушитель. Как придёт, обязательно что-нибудь разобьёт: чашку, вазу, стекло. Движения у него некоординированные, он задевает за углы, сбивает стулья. Зато при нём Оля мгновенно перемывает грязную посуду, придумывает никогда не существовавшие игры, танцы, изобретает самые невероятные кушанья.