Скрежет металла усилился и стал невыносимо громким. Бока чана из нержавейки содрогнулись и пошли складками. Через рваные трещины в металле брызнули вялые струйки молока.
Игорек, видимо ничего не осознававший и продолжавший петь, опустил глаза вниз, и его псалом перешел в отчаянный вопль.
В следующий момент послышался тупой удар. Бак раскололся сразу на несколько частей, так, словно внутри была бомба. Куски металла, пролетев над головами лежавших на полу, с треском врезались в деревянные доски стен. Пол сарая должно было захлестнуть разлившееся молоко из лопнувшего бака, но этого не случилось.
Посреди металлических обломков клубилось нечто белое и бесформенное. Молоко словно превратилось в желеобразную быстро меняющуюся массу. И эта масса была живой, непрерывно трансформируясь, выпуская в разные стороны белые струящиеся щупальца и ложноножки.
Всеобщий панический крик и начавшееся бегство были прерваны голосом, зазвучавшим ни на одном из известных Яру языков исследованной Вселенной голосом, трубящим в голове каждого присутствовавшего, голосом, заставившим всех остаться на месте.
«Нет… Не теперь! Вы сами разбудили меня, и теперь я буду говорить с вами».
Существо выпрямилось в полный рост, приняв вид человекообразной двуногой фигуры без лица, с гипертрофированной утолщенной головой, упираясь ею в потолок.
«Я… всегда… был… здесь…»
(Яр подпрыгнул и всем весом дернул за наручник на левой руке. Пластик затрещал, но не поддался.)
«Когда те, кто был раньше вас… и из кого выросли вы… когда они пришли сюда, я не хотел, чтобы они оставались здесь… Но… они убедили…»
Гигантское белое существо в центре ангара превратилась в крест с повисшей на нем мужской фигурой с искаженным бородатым лицом.
— Матерь Божья!.. Святой Кирилл!.. — прохрипел кто-то из распростертых на засыпанном штукатуркой и мусором бетонном полу.
«Они убедили меня смертью одного из них… это было давно…»
Белый крест оплыл, словно сгоревшая свеча.
«Я дал им и вам то, что было нужно, чтобы ваши дни и дни ваших детенышей были долгими…»
Существо вновь превратилось в бесформенный клубящийся ком.
«И теперь я хочу только одного… Покоя…»
Ком растекся, словно готовясь превратиться в молоко, из которого состоял изначально, но тут же мгновенно начал собираться обратно.
«Я терплю до поры вас и тех, кто был до вас… ваших гремящих и плохо пахнущих слуг… потому что я сплю…»
Белая фигура начала принимать зловещие очертания гигантской ящерицы.
«И я хочу спать дальше!.. Каждый из вашего народа умирает в свой час, час, назначенный не вами… Но мне мешают крики от намеренного умерщвления ваших детенышей, крик их крови, льющейся в молоко!..»
Теперь в центре зала стоял на задних лапах, оскалив зубастую пасть, огромный бескрылый белый дракон. В расцветке фигуры появился второй цвет: тончайшие алые контуры белых, словно покрытых бельмами драконьих глаз, прорисованные кровью мальчика, успевшей упасть в бак с молоком.
«Ваши нелепые ритуалы несут мне плохие сны… Я хотел позвать его, того, кто умеет слышать и говорить…»
Наручники Яра с жалким треском лопнули, и огромная когтистая лапа подняла его в воздух.
«…чтобы он объяснил вам это… И я позвал его. Но вы глухи! Вы не желаете слушать никого, кроме самих себя!»
Крепко, но удивительно осторожно сжавшая Яра драконья лапа подняла его почти к самому потолку ангара, он повернул голову и увидел, что Игорек, свесив голову, висит на кресте, глаза его закрыты, а стигматы на руках больше не кровоточат.
«Вы готовы на все, чтобы делать так, как вам нравится, но я хочу, чтобы вы помнили…»
Вторая лапа дракона махнула, и стоявший в куче прочей ржавевшей в ангаре техники старый бульдозер, кувырнувшись в воздухе, проломил стену сарая и с грохотом упал где-то снаружи.
«…что вы здесь только гости!..»
Потом драконья лапа сжала крест с обмякшим телом мальчика и, отделив от изогнутой шеи погрузчика, бережно положила на пол. Яра опустило неподалеку. Он пошатнулся и, опершись на руку, сел на бетонный пол и поднял глаза.
Вместо дракона в нескольких метрах над землей висело туманное облако. В его очертаниях Яр угадал город. И этот город был ему знаком. Постепенно сквозь дымку прорисовывались и становились все более узнаваемы колокольни и небоскребы Царьграда.
«И если вы и дальше будете мешать мне спать…»
Словно от внезапного толчка город начал рушиться.