По прибытии на конечный пункт камлания шаман просил у похитителя вернуть кут больного. Если духи удовлетворялись полученным подарком, то отпускали ее добровольно. В некоторых случаях они не отдавали душу, тогда шаман отнимал ее силой или обманом. Полученную или похищенную у духов кут шаман временно вкладывал в свое ухо и возвращался домой. Эта часть обряда была повторением пути вверх, только в обратном порядке [АИВ АН СССР (ЛО), ф. 22, оп. 1, д. 7, л. 16; Ксенофонтов, 1929, с. 60-61].
Камлание шамана в нижний мир имело много общего с приведенным описанием жертвоприношения абаасы - небожителям. Этот обряд наиболее полно записан у северных якутов. Там шаман попадал в подземный мир путем “ныряния” в океан смерти. Расстояние от земли до участка нижнего мира, где жили духи, заставившие человека болеть, также измерялось олохами. Шаман, издавая крик гагары, опускался на один олох, затем отдыхал. На этих остановках участниками камлания в лицах изображалась беседа с пойманным духом. По содержанию эти диалоги полностью совпадали с описанной беседой шамана с духом верхнего мира. Разница только в том, что шаман и дух “разговаривали” не в среднем мире, а по пути к месту обитания злого духа. Любопытно отметить, что шаман “опускался” в океан смерти в образе гагары, начиная с четвертого олоха, он заставлял бить в бубен, когда находился в пути, т. е. “ехал” на нем верхом. “Добравшись” до жилища виновника болезни, шаман “отыскивал” и “захватывал” кут своего пациента, после чего “отправлялся” обратно в средний мир. Назад он “возвращался” верхом; стоя лицом к югу или юго-востоку, изображал быструю езду и пел:
Жавороночек мой,
Порхай, лети выше!
Птенчик мой,
Щебечи же!-
т. е. кут больного представлялась в виде птицы [Ксенофонтов, 1031, с. 135-140]. Все, что шаман пел на обратном пути, повторяли хором все присутствующие. Шаманы центральных районов Якутии совершали камлание к духам нижнего мира в таком же порядке (с. 142).
По возвращении на среднюю землю шаман “вытряхивал” из своего уха кут, с соответствующим заклинанием, и шел к больному, чтобы “внедрить” ее в него [АИВ АН СССР (ЛО), ф. 22, оп. 1, д. 7, л. 17].
При камлании шаман демонстрировал свое “могущество”. Иногда это были простые фокусы. Но наряду с ними якутские шаманы показывали “чудеса”, которые могут быть объяснены как результат гипнотического внушения. Например, есть сообщения о том, что шаманы “раскрывали” колотушкой от бубна потолок юрты, в результате чего начинал падать снег” [Архив ГО СССР, р. 64, оп. 1, д. 65, л. 294]. Или рассказ о том, что шаман “отрезал” свою голову и клал ее рядом с Собой [Щукин, 1833, с. 203]. По представлениям якутов, в некоторых случаях шаманы вселяли в себя духа Кээлээни, вызывая несколько видов этих существ. Например, Кээлээни - мужского пола и Кээлээни - женского пола. Их обычно изображали как хромых заик. Шаман от имени Кээлээни задавал различные, порой скабрезные вопросы, на которые присутствующие должны отвечать отрицательно. В сущности, Кээлээни использовался как персонаж для развлечения присутствующих. Но, по материалам В. М. Ионова, Кээлээни “оказывали” содействие шаману. Их призывали после обряда “очищения” места, где сидел шаман, а не в конце вямлания. Шаманы обращались к ним со следующим алгысом:
Пусть быстро,
Туда-сюда,
Направится твоя замаранная голова,
Вытянется твой растопыренный хвост,
Догони ускользнувшего,
Удержи убежавшего.
В связи с этим В. М. Ионов отметил, что Куэлээни посылались якобы для того, чтобы привести духов, ушедших в другую сторону, т. е. следили за порядком в рядах помощников шамана [АИВ АН СССР (ЛО), ф. 22, оп. 1, д. 21, л. 12-13].
В конце обряда после показа “чудес” шаманы предсказывали присутствующим будущее [Ксенофонтов, 1929, с. 128].
Заключительным актом камлания были “проводы” шаманских духов. Их отправляли так же, как и других духов, выдувая в окно, предварительно угостив через огонь кусочками пищи, пучками конских волос, брызгая водкой [Исторические…, I960, с. 263-264]. Приведенное описание сеанса шаманской мистерии при изгнании болезни лишь общая реконструкция обрядов, показывающая, что у якутов все они исполнялись по единому канону.
Камлание якутского шамана не было только исступленной пляской, приводящей его к экстатическому состоянию. Оно, в сущности, представляло собой многоактное, драматическое, порой комедийное, действие, не лишенное театральности, проводилось в определенной последовательности и содержало многочисленные “страшные” по содержанию заклинания, которые нередко излагались красочно. Порой это были высокохудожественные поэтические произведения (Шаманские заклинания, молитвы, проклятия и пр. составляют часть обрядовой поэзии якутов и требуют специального исследования.)