Бубен во время его “оживления” сагайские шаманы называли ала марчын (пестрый мар) (с. 134). Термином Мар-Марс-Барыс-Парс А В. Анохин назвал тип бубна, распространенный, по его мнению, среди телеутов, шорцев и кумандинцев. Все они называли алты кёстю ала Марс (шестиглазый пегий Марс - тигр). Причем дух по имени Марс почитался телеутами [АИЭ АН СССР (ЛО), ф. 11, оп. 1, д. 101, л. 31-32 об.]. Это совпадение, очевидно, одно из свидетельств бытования у сагайцев бубна типа Марс, по классификации А. В. Анохина.
По истечении срока пользования бубном сагайские шаманы относили его, “в лес, взяв только железные части. В отличие от качинских сагайские шаманы “оживляли” и колотушку (орба) бубна, которую они делали из таволожника и обтягивали шкурой белого (зимнего) зайца-самца. Обряд ее “оживления” был таким же, как и “оживление” бубна, но длился недолго. При смене бубнов колотушку оставляли старую” (с. 134).
Ритуальная одежда сагайских шаманов, очевидно, шилась одновременно с изготовлением бубна. К сожалению, обрядовая сторона процесса подготовки шаманского костюма у сагайцев не привлекла специального внимания исследователей.
Шорцы. У шорцев, видимо, существовала вера в то, что в период болезни будущего шамана духи, призывавшие его, обучают и устраивают ему проверку. Так, шорский шаман Феофан из Усть-Мрассу во время болезни, во сне, видел духа в образе человека, который “водил его с собой по тайгам и затаскивал в воду, и каму казалось, будто он захлебывается в воде, что-то давило его и становилось нестерпимо душно. Дух уговаривал его согласиться камлать, рассказывал ему о мире над землей и о мире под землей, обещал свою помощь.’ Иногда же приказывал камлать и пугал смертью. Долго он не соглашался камлать, долго мучился. Стал камлать, и стало легче” [Дыренкова, 1930, с. 272]. Шаман-шорец из рода кобый, живший в улусе Сиры, “во сне видел, как духи в виде мужчин и женщин разрезали ему живот, вынимали тонкие кишки и снова вкладывали. И все время ему говорили: ” камна, паза чатна”-“камлай, не лежи больше”. Когда лежа начинал камлать, сразу становилось легче, духи оставляли его в покое и не мучили. Когда же отказывался камлать, то стегали прутьями и плетьми. И после этого он заболевал еще сильнее” (с. 272). По поверьям шорцев, духи проводили обряд “рассекания” тела будущего шамана, как и у якутов. “Избранничество” шаманов носило пассивный характер - не сам человек хотел им стать, а это происходило будто бы по воле сверхъестественных существ.
По мнению Л. П. Потапова, все шорские шаманы делали свои бубны по указанию “горы Мустаг - распорядительницы судьбой шорских шаманов” [Потапов, 1947, с. 161]. Но по данным Н. П. Дыренковой, у шорцев были шаманы, получавшие разрешение не от почитаемых родовых гор, а от Эрлика или Улъгена. Обряды становления этой группы шаманов частично совпадали с аналогичными обрядами, совершавшимися лицами, призванными родовыми духами-покровителями. Вместе с тем в цикле обрядов приобретения бубнов имелись весьма существенные различия. По данным Л. П. Потапова, будущий шаман сначала вырезал колотушку для бубна и около года совершал мелкие обряды, используя этот ритуальный атрибут. Бубен он изготовлял лишь по “получению” указания от Мустага. Это обычно происходило осенью (с. 162, 164).
По материалам Н. П. Дыренковой, человек, страдающий “шаманской” болезнью, делал колотушку для бубна. Когда, измученный этим недугом, он соглашался стать шаманом, тогда обращался к Эрлику, который разрешал ему сделать себе бубен и наделял его духами-помощниками. При этом Эрлик повелевал шаману, сделав бубен, отправиться, вместе со своими духами, к Ульгену, Шаман к Ульгвну имел право идти только весной [АИЭ АН СССР (ЛО), ф. 3, оп. 2, д. 61, л. 8].
По сведениям, собранным Л. П. Потаповым, шаман, получив разрешение от Мустага, обращался к духу-хозяину бубна, переходившего якобы к нему от умершего шамана, из числа его бывших кровных родственников. Дух-хозяин бубна “давал” новому шаману указания о материале и форме бубна и “сообщал”, где растет дерево, из которого нужно сделать обечайку. После камлания шаман с группой помощников отправлялся в лес и “находил” “свое” дерево. Шорцы, как и кумандинпы, срубали тальник для обечайки. При этом валили его вершиной к востоку. Шаман и его помощники при рубке читали заклинания, где обращались к будущему бубну. По возвращении из леса шорцы в течение двух дней готовили детали бубна. На третий день обечайку обтягивали кожей. Вечером шаман совершал первое камлание с новым атрибутом. В нем он рассказывал духу-хозяину бубна о процессе его изготовления. Затем проводилось “оживление” бубна. Оно начиналось с “оживления” дерева, из куска которого был сделан обод. Дерево, ставшее обечайкой, “обещало” шаману хорошо служить. После этого шаман оживлял марала или оленя, чьей кожей был обтянут бубен. При этом описывалась вся жизнь данного зверя. После того как шаман заканчивал камлание, на бубне в течение всей ночи, до рассвета, играли по очереди все лица мужского пола. При этом запрещалось устраивать перерывы, во время которых бубен смог бы “отдохнуть”. Утром шаман “узнавал” от духа-хозяина бубна, какие сделать на нем изображения. Тут же указанные рисунки наносились на обтяжку. Затем подвешивались все металлические привески. В течение дня бубен сох, а вечером все, кто принимал участие в его изготовлении, привязывали к его перекладине и рукоятке ленточки из материи, после чего шаман проводил камлание с целью “показа” бубна Мустагу. Последний якобы осматривал и проверял прочность атрибута вместе со своими сыновьями - горами Караган, Юш-таш, Карабур, Кедэй. Они сильно били по бубну по три раза. После проверки Мустаг определял, сколько раз шаман должен обновить свой атрибут и сколько лет камлать каждым из них. В конце обряда шаман показывал свой бубен духу Тазыган, изображение которого наносилось на бубен в виде рогатого животного. По мнению Л. П. Потапова, это лось, марал или олень. Заключительным моментом цикла обрядов приобретения первого бубна являлось камлание к Эрлику, которому шаман тоже показывал свой бубен. Эрлик будто бы тоже проверял его и определял количество бубнов, которыми будет владеть новичок. Он указывал то же количество, что и Мустаг [Потапов, 1947, с. 162-164].