На бубен по указанию шамана наносились рисунки, имеющие сакральное значение. Е. Д. Прокофьева не совсем верно писала, что на наружной стороне бубна качинцев были изображения нижнего и верхнего миров (с. 443). В отличие от нее Л. П. Потапов считает, что на бубне качинских шаманов существовало три группы изображений. Одна из них, по его мнению, “отражает общие шаманские представления; другая характеризует личных духов-помощников шамана, а третья составляет ряд рисунков, связанных с культовыми функциями данного шамана, в пределах его культовой квалификации и возможностей”. Л. П. Потапов в первую группу включил “линии, разделяющие разрисованную поверхность бубна на небесную, подземную и земную зоны, выражающие представление о трехчленной структуре устройства вселенной, характерное для шаманизма… полосы, означающие “дорогу” шамана в эти зоны во время камлания… изображения небесных светил и созвездий, символизирующих ориентиры вселенной” [1981, с. 134-137].
Однако внимательное знакомство с описанием рисунков, приведенным Л. П. Потаповым в этой работе, показывает, что на бубне нет символического изображения нижнего мира. В верхних двух секторах нанесена схема верхнего мира и даны виды духов-помощников шамана, участвующих в камланиях, посвященных божествам-небожителям. В нижних двух нарисованы шаманские духи, защищающие людей от нападения злых духов или помогающие шаману при камлании к различным духам-хозяевам - горным и озерному. Далее, к третьей группе рисунков на бубне, из перечисленных Л. П. Потаповым, относятся лишь изображения самого шамана и “священной березы” (с. 135). Последняя может быть отнесена к первой группе, так как, согласно мифологии, каждый мир, каждая территория имеет свое священное дерево, а на бубне, очевидно, показана почитаемая береза верхнего мира. Обычай же помещать изображение самого шамана на его бубне связан с тем, что сакральные символы, нанесенные на нем, имели цель передать окружающим информацию о “силе” шамана. Они сообщали о количестве и разновидностях духов, подчиненных шаману, указывали, к каким божествам и духам-хозяевам он может совершать обряды. В связи с этим нельзя, конечно, искусственно разделять на отдельные группы изображения на бубне, являющиеся цельной картиной, имеющей свой оригинальный единый сюжет. Невозможно также полностью согласиться с мнением Л. П. Потапова о том, что “/трехчленная структура устройства вселенной характерна для шаманизма” (с. 136). Действительно, шаманы признавали существование трех миров, но представления о них сформировались у тюрков Сибири независимо от шаманизма еще до того, как этот культ стал у них играть главенствующую роль в религиозной жизни.
Возвращаясь к знакомству с бубном качинских шаманов, отметим, что колотушку (орба) к нему делали из кости. “Одну ее сторону обтягивали камусами самца козули, другую украшали медными бляхами. На ручку прикрепляли кольцо с лентами (ялама)” [Прокофьева, 1961, с. 443].
В целом бубны качинских шаманов имеют сходство с бубнами саамских шаманов. Как установил Е. Емшеймер, рукоятка бубна качинцев аналогична рукоятке одного из типов саамского бубна (Emsheimer, 1948 г., цит. по [Потапов, 19811). По мнению Л. П. Потапова, у саамов и качинцев существовал общий обычай наносить на бубен пиктографические рисунки; колотушка для бубна у тех и других называется одинаково. “В этом отношении шаманский бубен отразил ранние нсторико-генетические связи далеких предков саамов и саяно-алтайских народов” [1981, с, 126-127].
Качинские шаманы пользовались новым бубном разное количество лет. Срок обновления бубна будто бы указывал хозяин Каратага, т. е. сразу в день его изготовления устанавливалось время, когда нужно вновь собраться и сделать новый атрибут. Хозяин Каратага “определял” и продолжительность жизни нового шамана, сообщая о количестве бубнов, которыми он сможет пользоваться за свою жизнь. При смене бубна повторялся весь цикл обрядов, описанных выше.
Бубен у качинцев тоже считался священным предметом, и им мог пользоваться только тот, для кого его делали. После смерти шамана бубен вешали на дерево, недалеко от места его погребения. Колотушку родственники оставляли у себя для передачи преемнику. При изготовлении бубна для новичка железные привески “старались взять из бубна умершего - шамана-предка” (с. 130-134).