Казалось, буря достигла своего предела. Нужно было идти по трое, чтобы держаться прямо и быть готовым к тому, чтобы суметь построить хижину из снега далеко от того места, где должен был проводиться праздник. Кигиуна взял меня за руку, а его партнер, с которым они должны были быть вместе ночью, взялся за мою другую руку. «Дитя Нарсук плачет, так как вихрь проносится сквозь его пеленки!» — сказал Кигиуна и рассказал мне старый миф о сыне великана, который тем отомстил людям, что поднялся к небу и сделался «буранным ребенком». И тогда решили в течение ночи выяснить причину гнева ребенка и попытаться усмирить бурю. Ветер с такой силой овладел нами, что мы временами стояли тихо, поддерживая друг друга, чтобы не упасть в громоздящийся вокруг нас лед. Мощные порывы ветра со стороны суши били по нам, как бичи. Лишь после 3–4 ударов мы могли вновь проделывать несколько шагов вперед, пока порывы ветра, направляемого криками «буранного мальчика» не понуждали нас опять останавливаться и силой тащили нас на лед. Как мы обрадовались, когда наконец увидели теплые лучи стеатитовой лампы в праздничной зале, где все места были уже заняты мужчинами и женщинами.
Дом, шириной четыре и длиной шесть метров, имел столь высокий потолок, что его зодчий должен был установить две балки из сплавного дерева в качестве опоры, которые в этом заснеженном зале производили впечатление великолепных колонн. На полу было так много места, что все находящиеся здесь дети могли бегать во время праздничных представлений вокруг колонн. Первую часть праздника составила трапеза, состоявшая из высушенного лосося, сала и замороженных неразделенных тюленей. Большие топоры мощными ударами врубались, в замороженное мясо. Пока домашнее тепло постепенно зарумянивало избитые буранным ветром и снегом лица, все глотали, не жалуясь на отсутствие аппетита, куски мяса, отогревая их дыханьем, чтобы не содрать кожу с губ и языка.
Вечером заклинателем духов был Хоркарнак [173], молодой человек с умными глазами и быстрыми движениями. В выражении его лица не было и следа чего-то фальшивого, может быть поэтому столь долго продолжалось его вхождение в транс. Едва он выступил вперед, как тотчас же рассказал мне, что у него немного духов- союзников. Одним из них был дух его умершего отца и дух-союзник его отца, легендарный тролль, один великан, со столь длинными когтями, что они могли прорезать тело человека, даже если слегка по нему царапали. И была ещё одна фигура, которую он сам вылепил из снега, образ, подобный человеческому, дух, который являлся, как только его вызывали. Все женщины этого жилища стали вокруг заклинателя и ободряли его, приговаривая что-то незначительное. «Ты прекрасно можешь, и ты сделаешь это легко, ведь ты так силен», — подыгрывали они ему. Однако он постоянно повторял: «Это так сложно, говорить правду. Это очень сложная вещь, взывать заклинанием к сокрытым силам». Долго «Китовая борода» хранил важность и подчеркнутую недоступность, но стоявшие вокруг женщины вновь и вновь подбадривали его, и тогда он, наконец, медленно вошел в состояние транса.
Он резким движением открывает глаза, и кажется, что он вглядывается в невидимые миры; он вертится в разные стороны на своем каблуке. Его дыхание становится неспокойным, и он уже не узнает живущих с ним вместе в этом лагере людей. «Кто вы?» — кричит он. «Твои же сородичи!» — отвечают ему. И вновь «Китовая борода» начинает крутиться, каждому заглядывает в глаза, таращится все более дико и, наконец, повторяет, как усталый человек, совершивший долгий путь: «Я не могу, я не могу!» В тот же момент раздается гортанный звук, и некий дух-союзник поселяется в его теле. Какая-то сила овладевает им, он уже не является самим собой, уже не имеет власти над собственными словами. Он танцует, прыгает, кидается между группами слушателей и зовет своего умершего отца. «Китовая борода» называет и многих других духов мертвых, которых видит в доме. Он описывает их внешность, старых мужчин, старых женщин, которых он никогда не встречал и требует, чтобы собравшиеся сказали ему, кто эти духи.
Растерянность, молчаливое онемение, наконец, негромкое обсуждение среди женщин. Нерешительно называют то одного, то другого умершего, которому могло бы принадлежать высказанное через шамана. «Нет, нет, нет, не эти! Это не они!» Внезапно какая-то старая женщина кидается на пол и называет по именам тех, кого остальные не решаются произнести, имя какой-нибудь женщины или мужчины, которые только что умерли и могилы которых еще свежи. «Это они! Это они!» — кричит «Китовая борода» пронзительным голосом, и необъяснимое тревожное состояние охватывает собравшихся, так как оба этих человека еще несколько дней назад были среди них. И вот теперь они превратились в злых духов, именно в тех, которые вызывали непогоду. Нечто загадочное возникает вокруг дома. Снаружи завывает буря. Не видно собственной руки перед глазами, и даже собакам, которых обычно выгоняют пинками из дома, позволяется остаться и искать тепла и защиты под ногами возбужденных людей.
Сеанс длился в течение часа, под крики и призывы неизвестных существ. И затем произошло нечто, что повергло в ужас нас, никогда еще не присутствовавших при усмирении разбушевавшегося божественного существа. «Китовая борода» прыгает вперед и хватает старого благонравного Кигиуна, который стоит поблизости и напевает веселую песню, обращаясь к Матери морских животных. «Китовая борода» хватает Кигиуна мертвой хваткой за горло, с невероятной силой начинает таскать по залу и затем вталкивает в толпу. Раздаются два жалобных гортанных звука, но вскоре Кигиуна начинает давиться, так что не может больше произнести ни звука. Но затем какой-то шепот внезапно начинает раздаваться из его уст и в то же самое мгновенье он впадает в состояние экстаза. Он не оказывает больше никакого сопротивления, но следует за «Китовой бородой», который все еще держит его за горло, и оба носятся, шаркая по полу ногами, без всякого смысла и направления. Мужчины становятся перед большой стеатитовой лампой, чтобы не быть опрокинутыми и раздавленными. Женщины помогают детям забраться на скамейки, чтобы им не причинили вреда во время суматохи. Какое-то время это продолжается, пока «Китовая борода» не «выжимает» остатки жизни из своего противника, которого он таскает за собой как безжизненный тюк. Только когда он отнимает руки от его горла, Кигиуна тяжело сваливается на пол. Все это должно символизировать умерщвленную бурю. Волнение, распространяющееся в воздухе, требует жертвы, и «Китовая борода» кусает Кигиуна в затылок и трясет его со всей силой своих челюстей, как собака, взявшая верх над своим противником.
Одним из древнейших способов поддержать шамана перед началом его путешествия в потусторонний мир, было его придушение вплоть до удушения. Кигиуна приходит сначала в состояние транса из-за недостатка кислорода, а затем, при продолжающемся удушении, теряет сознание, то есть его сознание покидает тело. Эта характерная последовательность — сначала состояние транса, затем прохождение через опыт внетелесного переживания — воспроизводит поэтапность развития сходного главного переживания.
В доме царит мертвая тишина. «Китовая борода» — единственный, кто продолжает свой дикий танец, пока в его глазах каким-то непонятным образом не устанавливается покой. Он опускается перед «мертвым» на колени и начинает тереть тому голову и гладить его, чтобы вновь вернуть Кигиуна к жизни. Того, еще пошатывающегося, ставят на ноги, но едва он вновь приходит в себя, все повторяется вновь, — тот же мощный захват у горла, тот же необузданный танец по дому, те же тяжелые вздохи, пока беднягу опять не начинают таскать по заснеженному полу, как безжизненный мешок с кожей и костями. Таким образом его трижды «убивают». Человек должен доказать свое превосходство над бушующей природой. Когда Кигиуна в третий раз возвращается к жизни, он становится тем, кто входит в транс, а «Китовая борода» терпит поражение и падает. Старый провидец возвышается в своем столь странно возрожденном достоинстве. Он приобретает над нами власть силой дикого выражения своих глаз и голосом, дрожащим от возбуждения, Он кричит на всю заснеженную хижину: «Небесное пространство заполнено нагими существами, проносящимися по воздуху — нагими людьми, нагими мужчинами и женщинами, которые проносятся и вызывают бурю и вьюгу. Слышите свист? Что-то шумит в воздухе, словно это удары крыльев больших птиц. Это страх нагих людей, это бегство нагих людей. Духи воздуха выдувают из себя бурю, духи воздуха гонят летящий снег по земле, и беспомощное «буранное дитя» Нарсук сотрясает легкие воздуха своими рыданиями. Но мой дух-союзник победит, он победит! Тью-тью-тью. Слышите ветер? Пет, пет, пет! Видите, как воздух присылает непогоду, которая с шумом крыльев больших птиц проносится над нами?» При этих словах «Китовая борода» поднимается с пола и оба заклинателя, на лице которых после столь мощной «буранной» проповеди появляется блаженное просветленное выражение, поют искренними горячими голосами песнь, обращенную к Матери морских животных: