Было обидно, что не удалось напоследок поговорить с Витькой, но я решил, что предстану перед ним уже будучи повсеместно признанным героем.
Убежище маньяка находилось на окраине гаражного массива; куда больше оно напоминало землянку. Со стороны леса всё поросло мхом и вьюном, крыша похожа на сторожевого пса, навострившего уши - из своего свежего опыта я знал, что такого типа крыши грохочут как пустая жестяная банка, когда по ним прыгаешь. Она скрежетала, когда ветки растущей рядом липы стучали или проводили по ней своими крючковатыми, усыпанными мелкими листочками пальцами. Из крыши выходило несколько труб; Антон сказал, что оттуда пахнет миндалём.
- Иногда такой дымище начинает валить, что хоть беги, хоть падай. Глаза ест.
Пока мы прятались в кустах и наблюдали, прибежал Машкин брат. Даже не взглянув на меня, он стал докладывать, обращаясь к Антону; быстрый, невнятный шёпот напоминал мне возню мышей под полом деревенского дома:
- Ушёл пятнадцать минут назад! Денис проследил за ним до барсучьей аллеи, но дальше не пошёл. Все собаки при нём. Замок стандартный. Соседи не замечены. Какие-либо ловушки снаружи отсутствуют... а вот внутри - не ручаюсь!
Антон покивал, цепко взял меня за локоть.
- Мы давно уже подобрали ключи. Сейчас как никогда удачный момент.
Раскрыв рот, я смотрел на гараж, в который мне, молодому неопытному диверсанту, предстояло забраться. В нём были даже окна, забранные массивными решётками в палец толщиной, а стёкла такие грязные, что в них должно быть не проникало ни лучика света. Он производил внушительное впечатление и призывал десять раз подумать, прежде чем к нему приблизиться - будто грозный дед с позеленевшими от времени усами, бывший в первую мировую войну лётчиком... и всё ещё хранящий в сундуке заряженную винтовку Мосина.
- Иди, - шепнула Машка, взяв меня за плечи и легонько подтолкнув. - Ты сможешь!
И я пошёл.
Дверь затворилась, тихо клацнув засовом и оставив меня в полнейшей темноте (в окна действительно не проникал свет). Антон сказал: "Если вдруг маньяк вернётся, ничто не должно навести его на мысль, что внутри кто-то есть". Мне было дано указание прокричать филином, как только работа будет закончена, и я не посмел сказать, что ни разу не пробовал тренировать язык птиц.
Где-то капала вода. Глаза медленно впитывали темноту, в которой один за другим зажигались огоньки. Несколько пар глаз уставились на меня, сияя как созвездия в безлунные ночи. Я попятился, пока не упёрся спиной в холодную дверь. Это немного отрезвило. Я порылся в рюкзаке и вытащил фонарик. Луч света заставил карманные звёзды дяди Филиппа померкнуть и с визгом заползти в убежище в виде картонной коробки из-под бытовой техники: несколько щенят, толкаясь задами, пытались протиснуться в маленькое отверстие.
Больше никого живого в помещении не было. Кроме меня, конечно. Я увидел старую "Волгу" цвета мокрого песка, стоящую на кирпичах: должно быть, эта машина отъездила своё задолго до моего рождения. Кажется, дядя Филипп держит её в гараже, чтобы случайный ветер или дождь не оставил от неё грязной лужицы. Вдоль стен - стеллажи с инструментами, с потолка свисали какие-то цепи; одна из них держала открытый капот машины. Под ногами гремели доски, при каждом таком звуке щенки негромко взвизгивали.
Пытаясь рукой удержать рвущееся из груди сердце, подсвечивая себе фонариком, я заглянул в салон автомобиля, заглянул в капот. Огляделся ещё раз и сел прямо на пол.
Когда остаёшься один на один с собой, наступает время непрошенных мыслей. Они входят без стука, ногой распахивая дверь. Я подумал, испытывая одновременно облегчение и лёгкую досаду, что, конечно же, никакого механизма у дяди Филиппа нет. Это просто чокнутый любитель собак, а что до Круга, то они слишком закопались в собственных ритуалах, слишком много себе навоображали, чтобы замечать очевидные вещи. Я едва не расхохотался. Лишь в последний момент удержался, подумав, как бы восприняли Антон и остальные этот неоднозначный звук. Впрочем, когда я представил их лица после того, как я выйду и объявлю, что здесь ничего нет, мне снова захотелось смеяться.
И тут я увидел люк. И - почти одновременно - услышал из-под земли слабый стук, такой, будто старые часы пытаются бить, но не попадают молоточком по стержням, и оттого, в расстроенных чувствах, принимаются молотить чаще и вовсе невпопад.
Мягко говоря, дверь в подземелье не бросалась в глаза. Даже ручка, кольцо, вдетое в петлю, выглядела как случайно оброненная на пол деталь от машины. На коленях я подполз поближе и изучил петли люка - смазаны. Видно, как часто его поднимают.
А эти трубы! Вот же они, уходят прямо под землю, на ощупь тёплые, будто не трубы вовсе, а туловище огромного питона в зоопарке. Значит, там, под землёй, нечто большее, чем просто погреб.
Закусив губу, я поднял крышку. Тяжёлая. А под ней - винтовая лестница. Звук вдруг стал очень громким, будто кто-то шутки ради засыпал в кофемолку болтов и гаек. Нужно что-нибудь подложить под крышку, чтобы потом выбраться... сделано! Главное теперь, чтобы эта монтировка не свалилась мне на голову.
Вдохнув запах подземелья, я, ни минуты больше не колеблясь, взяв в зубы фонарик, начал спуск. На перекладинах лестницы оседала прохладная маслянистая влага.
Земля ударила в пятки внезапно, как будто бросилась ко мне навстречу. Я уронил фонарик - он разбился, напоследок растерянно моргнув. Впрочем, в нём не было нужды. От забранных в решётку ламп, вмонтированных в стену, шёл рассеянный, будто бы замёрзший, свет.