Укутанные облаком шушуканий и приятных взаимных прикосновений, моё убежище миновали запоздалые гуляки - обнимающаяся парочка. Меня они не заметили. Я смотрел вслед и думал: что может заставить двух людей так хорошо друг к другу относиться? Потом стал думать: исчезни я вдруг без следа - родители хватятся, только заметив, что за завтраком в моей тарелке не убывает каши. И то, наверное, некоторое время будут думать, что я просто зашёл в туалет или ванную.
Интересно, пришёл ли уже папа с работы?
Где-то рядом раздавалось тяжёлое, влажное сопение. "Собаки, - подумал я. - Обычные дворовые собаки". Наверное, им одиноко по ночам, когда все сердобольные бабушки отправляются спать, и тогда, сбиваясь в стаи, животные обнюхивают в темноте человеческие следы, грезя о тепле очага и миске с собственным именем. А потом на небо карабкается луна в белом платке-накидке, почтенная дама, и они служат уже ей, вскидывая морды и воя как гиены.
Эти собаки не лаяли и вообще кроме сопения не издавали никаких звуков, они будто спустились с небес на крыльях и приземлились на лапы с остриженными когтями. Я запрокинул голову и увидел как под свинцовой крышкой туч, словно лепестки белой омелы, носятся летучие мыши.
И тут почувствовал, что совсем рядом кто-то стоит. Угроза была почти осязаемой - казалось, протяни руку, я мог бы ощутить пальцами ткань одежды.
"Витька!" - хотел окликнуть я, но сдержался. Присмотревшись, увидел, что это не он, и не кто-то из Круга. Этот человек выше... куда выше, пусть и почти такой же тощий. Рубашка его болтается на костлявых плечах, между рёбер, кажется, можно разглядеть дубы на другой стороне дороги. Лицо у него как лезвие топора... или это и есть топор, занесённый над головой - оттого пришелец и кажется таким высоким? Я вдруг вспомнил слова Витьки, малолетнего дворового бандита: "Двор теперь под моей защитой". Он, кажется, упоминал маньяка... ну да, точно! Я слабо представлял, как ритуалы, большая часть которых наверняка родилась в голове пацана, могут защитить от настоящего маньяка, такого, что расчленяет трупы. Возможно, сам шаман и будет в безопасности, потому что любой уважающий себя маньяк посчитает дурным тоном убить мальчишку, что в одиночку ходит по ночам в лес и пляшет при свете фонаря, но что касается всех остальных...
Несмотря на то, что я сам примерял к своей голове шапочку шамана, мысль эта не успокаивала. Зажмурившись, я вообразил Витька, безумно хохочущего и распугивающего всё живое вокруг взрывами петард. Помогло. Страх отступил, даже фигура маньяка заколебалась, будто парус под порывами ветра. Возле его ног увивались собаки, с десяток собак, каждая на поводке, разноцветные и разные по толщине верёвки давно уже перепутались между собой. Я чувствовал запах тухлятины из их пастей...
Он не должен ко мне приблизиться!
Я вскочил, будто сжатая и отпущенная пружина, принялся скакать вокруг столба. Под моими пятками как будто разожгли огонь, голова пылала. Я хотел бежать до края мира, высоко вскидывая коленки, словно первый марафонец. Нет, я по-прежнему до дрожи боялся тихую высокую фигуру и его домашних (домашних ли?) любимцев, но теперь я знал что делать. Отчаянно разболелась челюсть с выбитым зубом, но я заглушил эту боль другой: подскочил к держащейся на честном слове скамейке и выломал оттуда доску. Теперь саднили ладони. Но ощущать такую боль, боль борьбы, было приятно.
Я должен защитить себя, только по-настоящему свободный человек может стать шаманом - вот что пытался донести до меня Витька! С доской наперевес я двинулся на маньяка. Собаки на поводках заскулили и принялись отступать, виляя задами. Задние лапы их путались в верёвках. Мои волки наступали на них, рыча и щёлкая зубами. Я сам стал волком, встопорщив на затылке волосы и зачерпнув ногтями столько земли, сколько могло под ними уместиться. Барабанов и бубнов не нужно - и ими я тоже стал, творя ритм собственными пятками. Кажется, духам понравился мой танец: полноте, да были ли эти духи? Или Витька, грохоча петардами и вопя во всю глотку, примчался на выручку? Я захохотал, чувствуя себя слюнявым идиотом, который чуть ли не на старости лет поверил в сказки...
И тут надо мной, будто над клоуном на цирковой арене, загорелся свет. Я не увидел ни собак, ни волков, ни высокого человека в бесформенных брюках и рубахе на голые рёбра. Только дорожка, убегающая в арку из дубовых и кленовых ветвей, да прорастающие в рыхлой земле жёлуди. Если собаки здесь и были - асфальт не сохранил их следов.
Я поднял голову к плафону фонаря и увидел, что белый шарик лампочки, похожий на пузырёк воздуха в сумеречном придонном мире, светится слабым, приветливым светом. К нему со всех сторон ринулись тучи мошкары, как будто только того и ждали.
Спокойствие укрыло меня с головой. Я знал, что стал тем, о ком говорил Витька - настоящим городским шаманом, тем, кто стоит на страже. Нет, храбрости не прибавилось, я вряд ли мог что-то поделать с человеком, который бы по-настоящему желал мне зла... просто шаманы - они другие. Им никто не указ. Творят своё древнее волшебство, сигая по гаражам, сажая семечки от ворованных яблок в бесплодную, мёртвую землю, слушают, как бьётся сердце новорожденной сосёнки, на полном серьёзе разговаривают с голубями, сидя на бордюре между забором и мусоркой. Учителей они игнорируют - чему, интересно, почтенные матроны и серьёзные, бородатые мужчины могут научить сбежавших из клетки мышат? И даже родители про них забыли... горько признавать, но сидя под слабо светящимся фонарем и размышляя, я решил, что кусок пирога, лежащий у меня на тарелке, гораздо слаще. Витька бы сказал: "Бери сейчас, впейся в него зубами - плевать, что будет потом!" И я намеревался так поступить.
С приходом утра (Уже утро! Я что, потерял счёт времени?) пришла усталость, а вместе с ней - понимание, что я себя изменил. Что-то подвинулось в голове, громоздкий, скучный шкаф открыл люк в подземелье, полное загадок. Моя жизнь теперь изменится.
Я поднялся, отряхнул одежду от росы и пошёл домой. Нужно вернуться прежде, чем проснётся мать.