- Ты что-то задумал, - утверждал Димка, мой лучший друг. Вместе мы намотали великах многие километры, стартовав от беседки во дворе детского сада (вокруг которой, радостно хохоча, нарезали круги тогда ещё на трёхколёсных велосипедах).
Он был прав - последние несколько дней я пребывал в замешательстве. Дома установился относительный порядок: мама и папа снова помирились. Вопрос - надолго ли? Они тщательно избегали скользких тем, разговаривали обо всяких пустяках, словно два поезда, едущих по разным колеям, которые никогда не пересекутся. Иногда мне хотелось собрать их в одной комнате и спросить: "Мама, папа, почему вы избегаете друг друга?" Но я молчал. У меня было о чем подумать.
- Перевернуть мир, - сказал я, чтобы отделаться. На самом деле я думал перевернуть себя, чтобы вытрясти из тёмного чулана собственного сердца всё, что там спрятано.
- Широко замахнулся, - улыбнулся Димка.
Мы, находясь на вершине холма и приняв позы двух ковбоев обозревающих собственные владения, восседали в сёдлах велосипедов. Димка наслаждался тёплым утром и жевал "самокрутку" из листьев подорожника и мяты, я старался ему подыгрывать, как мог. После памятной ночи меня трудно было узнать... да что там - я сам себя не узнал, шарахнувшись вчера ночью по дороге в туалет от отражения в зеркале! Холм, окружённый солидными многоэтажками с ощетинившимися антеннами, угрюмо молчал - последний боец, вынужденный сдаться в плен чужой армии. Может, на его макушке располагалось селение древних людей - кто знает? Он давно уже не производит впечатление ни на кого, кроме мальчишек, катающихся с него на велосипедах и на санках, да старух, ползущих вверх на поклон к "самому дешёвому магазину". Зато мы с Димкой, стоя на вершине, видели абсолютно всё, что нам было нужно. Школьное футбольное поле, над которым в любое время года висела пыль. Скамейки под зонтиком, похожим на севшую на чужую планету ракету. Гаражный массив и тёмно-зелёную "бороду земли", тяжело лежащую на ржаво-металлическом воротнике. Я пытался держать глаза подальше от тех мест, но получалось не очень; будто духи, с которыми я, якобы, установил контакт, через каждые три минуты звонили мне и спрашивали: "Как дела? Не скучаешь?"
Поэтому я почти обрадовался, когда нас настиг резкий, похожий на воронье карканье, окрик:
- Эй, пацан!
У Витьки не было велосипеда - такому крутому парню как он, велосипед не нужен. Он ездил на мотороллере, похожем на доисторического монстра. В нём всё время что-то хрипело и лязгало.
- Это он тебя, - сказал Димка. Он вжал голову в плечи и, кажется, готов был рухнуть без чувств вместе со своим велосипедом. "Самокрутка" смешно прилипла к уголку его рта.
Впрочем, я и сам знал, кто из нас двоих нужен Витьке.
- Я сейчас, - сказал я, слезая с велосипеда.
- Ты что, хочешь идти к нему? Это же Маломут! Он будет над тобой издеваться. Может, даже побьёт.
Витька был известен как Витька-маломут, от слов "Мало" и "Мут". Какая-то бабка во дворе назвала его так, с тех пор прозвище и приклеилось.
Я не слушал.
- Вы что, теперь друзья? - крикнул вдогонку Димка, не особенно рассчитывая на ответ.
- Слышал, ты сталкивался с ребятами из Круга, - сказал Витька, ковыряясь спичкой в зубах. Я с интересом рассматривал мотороллер, к боку которого мальчик прислонился. Во дворе рассказывали разные небылицы: будто Витьку видели едущим на этом мотороллере по небу; будто на том же мотороллере он сигал по гаражам с крыши на крышу, словно большой кот по деревьям.
- Приходилось.
- Не обижайся на них. В большинстве своём они просто снобы, опьяневшие от появившихся возможностей и начитавшиеся рассказов о супергероях. Я бы прихлопнул их одной ладонью, если б это было нужно.
Я открыл рот и оттянул пальцем щёку.
- Когда у меня отрастёт зуб?
Витька расхохотался.
- Это молочный зуб. Когда-нибудь вырастет постоянный. Или как они там называются?
- Но эти... из Круга говорили, что у шаманов зубы растут очень быстро.
- Они слишком верят журналам и книжкам.
Он оттянул справа нижнюю губу и продемонстрировал изъян в челюсти. От того, что у нас нашлось что-то похожее, у меня потеплело в груди. Выбитый зуб, из-за которого я так сокрушался всего несколько дней назад, больше не имел никакого значения.
- Видел его?
- Я сразу его проглотил, - внутренне тая, сказал я.
Витька подождал пока до меня дойдёт, что он имеет ввиду вовсе не мой многострадальный зуб.
- Кажется, видел...
Теперь, по прошествии времени, всё пережитое той ночью казалось не существеннее корки хлеба, которую забыл доесть за обедом.
- Очень высокий. Он стоял и смотрел на меня, а потом исчез. Ну, или ушёл. Не знаю.
- Он был один?
- Не один. С собаками. Во всяком случае, мне так показалось. Мои волки его прогнали, - ляпнул я и затаил дыхание, боясь, как бы мой новый приятель (о, я отчаянно на это надеялся) не обернулся вдруг драконом и не начал меня высмеивать.
Но Витька не обратил на этот оборот никакого внимания.
- Очень хорошо. Значит, вы познакомились.
- Он... мог причинить мне вред?
- Его псы к тебе даже не притронулись. Пока эта местность под нашей защитой, ничего плохого здесь не случится. Лето ещё длится. Осенью мы станем слабее, гораздо слабее, но, пока это в наших силах, мы не дадим листьям желтеть, не дадим полить дождям, а детям - пойти в школу.
Я выпятил губу - что можно сделать с числами в календаре? Наверное, вся глубина недоумения отразилась на моём лице, потому как Витька снизошёл до объяснения: