Выбрать главу
(«ПМ», 44.)

О том, что истинное назначение феноменов состояло отнюдь не в демонстрации преимуществ «посвященных» перед «простыми смертными» и не в желании поразить воображение обывателей, говорит сам факт существования в Братстве строгого правила, согласно которому ни один адепт или ученик не должен применять сверхобычные (как тогда говорили — оккультные) силы без крайней необходимости.

Однако, несмотря на стремление Махатм и Е. П. Блаватской пояснить истинное назначение феноменов, большая часть общества оказалась неготовой к адекватной оценке парапсихологических явлений, и Е. П. Блаватская прекратила их демонстрацию.

Говоря о сверхобычных психодуховных способностях адептов, невозможно не задать вопрос: в каких случаях и как используют свои феноменальные способности сотрудники Белого Братства в своей основной деятельности?

Ответ на этот вопрос заслуживает отдельного рассмотрения.

Вне пространства и времени

Свидетелями феноменальных психодуховных способностей, свойственных адептам Белого Братства, стали не только их сотрудники — Е. П. Блаватская и семья Рерихов, но и многие члены теософского и рериховского движения. Правда, в данной категории случаев проявления «сиддхи» были вызваны не стремлением доказать обществу существование высших сил в природе и в самом человеке, а конкретными задачами оказания помощи людям, нуждающимся в ней. Необычные способности адептов, поражавшие воображение сподвижников Блаватской, заключались в умении материализовать и дематериализовать не только предметы, но и… их собственные тела, появляясь по желанию в любом месте планеты. Как вспоминал У. Джадж, все феномены, осуществляемые Блаватской с помощью «сиддхи», «бледнеют и меркнут по сравнению с теми восхитительными часами, когда мы слушали Просветленных. Они часто приходили ночами, когда все стихало, и подолгу говорили с Генри Олькоттом и со мной. (…) Основное из увиденного и услышанного мной в Нью-Йорке, в ее присутствии, происходило между полуночью и четырьмя утра». Само собой разумеется, что в Нью-Йорке адепты Востока обычно появлялись в своих астральных телах или же путем материализации их физических тел…

Примером подобных визитов стало событие, описанное полковником Олькоттом в первом томе «Страниц старого дневника». В этой книге соратник Е. П. Блаватской так описывает необычное явление, произошедшее с ним и ставшее, как он пишет, «самым важным из всех, повлиявших на его жизнь».

«Наша вечерняя работа над «Изидой» была закончена. Я пожелал Е. П. Блаватской доброй ночи, ушел к себе в комнату, как обычно закрыл дверь, потом уселся поудобнее, чтобы почитать и покурить, и вскоре с головой ушел в книгу. (…)

Так я сидел и преспокойно читал, все мое внимание было поглощено книгой… Вдруг краем глаза я заметил — я сидел вполоборота к двери, — что в углу справа от меня что-то белеет. Я повернул голову, и от изумления книга выпала у меня из рук: надо мной возвышалась величественная фигура жителя Востока. На нем были белые одежды и тюрбан из ткани с янтарными полосами — ручная вышивка желтым шелком. Длинные волосы цвета воронова крыла ниспадали из-под тюрбана на плечи; его черная борода по раджпутскому обычаю была вертикально разделена на подбородке, подвернута и заложена за уши; в глазах горел огонь духа; эти глаза смотрели одновременно доброжелательно и пронзительно; это были глаза наставника и судьи, но в то же время и глаза отца, с любовью взирающего на сына, который нуждается в совете и наставлении. Величественный, преисполненный нравственной силы, сияющий духовностью, он настолько превосходил обычного человека, что я смешался; я преклонил голову и опустился на колени, как это делают перед Богом или Существом, подобным Ему. Моей головы легко коснулась рука, мягкий, но сильный голос велел мне сесть, и когда я поднял глаза, Видение уже находилось по другую сторону стола. Он сказал, что пришел в решающий для меня час, когда я нуждаюсь в Нем; что мои действия привели меня к этому; что только от меня самого зависит, будем ли мы часто встречаться в этой жизни как сотрудники, работающие на общее благо; что предстоит серьезная работа во имя человечества и я имею право участвовать в ней, если пожелаю; что таинственная связь, действие которой не время сейчас объяснять мне, соединила меня с моей единомышленницей, — и эту связь нельзя разорвать, какой бы напряженной она ни была подчас. Он рассказал мне о Е. П. Б. — чего я не вправе повторять, — а также обо мне самом. (…) Я не могу сказать, как долго он пробыл: может быть, полчаса, а может быть, и час, — мне казалось, что прошла лишь минута, я почти не замечал хода времени.

Наконец он поднялся, и я снова изумился его высокому росту и увидел какое-то необычное свечение, исходившее от его лица: оно не было внешним, лицо его мягко светилось так, словно этот свет шел изнутри, — свет духа. Внезапно мне в голову пришла мысль: «А что, если это всего лишь галлюцинация? Что, если это Е. П. Б. загипнотизировала меня? Вот если бы у меня остался какой-то предмет, подтверждавший, что Он действительно был здесь; что-нибудь, что можно подержать в руках, когда Он уйдет!» Учитель ласково улыбнулся, словно прочитал мою мысль, размотал с головы фехту, на прощание благословил меня — и исчез: стул, на котором он сидел, был пуст; я остался один, наедине со своими чувствами! Но все же не совсем один, ибо на столе лежала полоса вышитой ткани — вещественное и бесспорное доказательство того, что меня не околдовали и не провели, но что я действительно беседовал с одним из Старших Братьев человечества, одним из Учителей нашей расы посредственных учеников». (Olcott Н. S. «ОИ Diary Leaves», I, p. 376–380.)

Г.Олькотт

Однако, несмотря на то впечатление, которое оставил у полковника Олькотта этот визит, его внутренние сомнения относительно реального существования Махатм не рассеялись, как это выяснилось из последующих обстоятельств его жизни. Олькотту суждено было еще раз увидеть Представителя Белого Братства, и не в астрале, а в его физическом теле. На этот раз Учителем, давшим полковнику еще одно доказательство реального существования Махатм, стал Кут-Хуми. Как отмечает Дж. Барборка в своей книге «Махатмы и их письма», во время путешествий по Индии Олькотту несколько раз приходилось видеть Учителей. Но благодаря их способности материализоваться в любом месте Земли, а затем мгновенно исчезать из поля зрения людей, Олькотт не мог сказать, появлялись ли Учителя в своих физических телах, или эти явления имели астральную природу. Событие, произошедшее с полковником близ города Лахора, и письмо Кут-Хуми, полученное им самым необычным способом, свидетельствуют о том, что в душе Олькотта, несмотря на его преданность теософскому движению, все же довольно долго происходила скрытая борьба.

Случай, окончательно рассеявший сомнения Олькотта в реальном существовании Учителей (именно в качестве живых людей, а не в качестве существ иного плана бытия), произошел в присутствии еще двух участников теософского движения, поневоле ставших свидетелями встречи с Махатмой в Его физическом теле. Эта встреча состоялась в ноябре 1883 года, когда полковник Олькотт, Дамодар и У. Т. Браун совершали поездку по северу Индии в целях формирования местных организаций (называемых ложами) теософского общества. В то время они остановились в городе Лахоре, находящемся недалеко от Тибета. На севере Лахора путешественниками был разбит палаточный лагерь, в котором они остановились и куда приходили для беседы местные жители, желающие участвовать в организации теософского общества в их городе. Вот как рассказывает полковник Олькотт о самом происшествии в своем дневнике:

«В ночь на 19-е (ноября) я спал в своей палатке и был внезапно разбужен ощущением чьей-то руки, прикоснувшейся ко мне. Лагерь был расположен на открытой местности, и, хотя он и находился под охраной лахорской полиции, моим первым инстинктивным импульсом была готовность к самообороне от возможного нападения какого-нибудь религиозного фанатика-головореза. Поэтому, как человек, приготовившийся к самообороне, я схватил визитера за предплечье и спросил его на индустани, кто он такой и что ему нужно. Но в следующее мгновение мягкий, нежный голос произнес: «Вы меня не узнали? Вы не помните меня?» Это был голос Махатмы Кут-Хуми! Совсем другое чувство нахлынуло на меня, я отпустил его руки, сложил ладони в почтительном приветствии и собирался вскочить с кровати, чтобы выразить ему свое почтение. Но его рука и голос остановили меня, и после того, как мы обменялись несколькими предложениями, он взял мою левую руку, вложив мне в ладонь пальцы своей правой руки, и какое-то время постоял молча возле моей кровати, с которой я мог видеть в свете лампы, светившей за его спиной, его лицо, излучающее божественную доброту. Вскоре я почувствовал какое-то мягкое вещество, формирующееся в моей ладони, и в следующую минуту Учитель положил свою руку на мой лоб, прошептал слова благословения и покинул ту часть просторной палатки, которую я занимал, чтобы посетить м-ра Брауна, спавшего по другую сторону ширмы, разделявшей палатку на два помещения. Когда я, наконец, пришел в себя, то обнаружил, что сжимаю в своей левой руке сложенную бумагу, завернутую в шелковую ткань. Моим первым побуждением было подойти к лампе, развернуть послание и прочитать его. Как выяснилось, письмо имело личный характер. (…)»