Нас толкают в спины, разводят по коридорам и отсекам. Меня снова швыряют в отвратительную камеру. Всюду протекает вода, нигде от нее не скрыться. Сажусь к стене, сгибаю ноги, обхватываю их руками. Чувствую, что все близится к концу. Настоящие пытки окончены, впереди ждет только смерть.
91
Все долгие часы не могу сомкнуть глаз. Только это происходит – передо мной Ксан; живой или мертвый, кричит или улыбается, но лицо его, как отпечатавшийся диафильм, скользит перед взором, затрагивая любой нерв, и я вздрагиваю, кричу, дергаюсь. Мучения, сродни которым нет ничего на свете.
В замерзшей тишине слышу, как скользит по камням вода. Где-то раскрываются двери. Кого-то ведут. Двери закрываются, скрипят, стонут, уставшие, слышатся спокойные голоса и размеренные шаги. Как хорошо, что у меня теплые ботинки… И плотная резиновая подошва… Поворачивается замочная скважина. Это моя дверь. Ну вот, за мной пришли. Теперь они знают, что нас с Киану можно друг другом шантажировать. И долго ли мы так выдержим?
Дверь распахнулась: передо мной Эйф. Стоит с каменным лицом и таращится, как если бы видел впервые. Входит охранник, связывает мне руки, выводит в коридор.
– Куда?
– Во Второе отделение.
– Сами справитесь?
– Обижаете, товарищ лейтенант, – улыбается капитан.
– А что с остальными?
– За ними пришлют машину через полчаса. Поможете вывести? Есть там один очень уж буйный…
– Наслышал. Самого Грифа поколотил.
Они засмеялись. Охранник перекинул меня в руки капитана. Тот схватил и с особой жесткостью повел в сторону выхода – туда, откуда нас привели. Всюду охранники, у каждой двери по двое, нигде от них не скрыться. Все смотрят прямо, никто не шелохнется; у каждого оружие наготове. Эйф ведет меня к лифту, а по лицу катятся слезы. Чешутся руки его ударить.
Выводит меня на улицу, вдыхаю запах травы, полевой земли. Только что кончился дождь. Хотя бы смогу насладиться этим запахом перед тем, как умереть.
За оградой – пустырь, ни единой души, только личный автомобиль Эйфа, черный BMW на котором он отвозил нас на Инаугурацию. Руки не освобождает, проверяет, крепко ли связаны. Садит на переднее сиденье, двумя наручниками цепляет к дверце машины – так, чтобы не сумела повернутся в его сторону. Его ладони – в моей крови, запястья пачкают кожаный салон. Садится за руль, заводит мотор. Здесь по-прежнему стоит запах его одеколона, а меня нещадно мутит, и от этой нескончаемой тошноты хочется скорее отдать богу душу.
Он выезжает на магистраль, время от времени чувствую на себе его взгляд. Катятся слезы, появляются первые признаки истерии. Но молчу. Храню спокойствие, чтобы в один момент наброситься на него и свернуть шею. Слезы скатываются по стеклу, дверце, падают куда-то на пол, коврики, ноги… Пожирает отчаяние: ему безразлично мое существование. Этот удар попал не в спину – в сердце. Я могла предвидеть все, только не это предательство. И хотя всеми силами пытаюсь поддерживать огонь ненависти, внутренние резервы отказываются подчиняться, боюсь признаться, что мне уже все равно – и крепко засыпаю, уронив голову.
Просыпаюсь оттого, что он несет меня в сторону реки. Утопить? Кладет меня на берег, в густую мягкую траву, смачивает тряпку в воде, начинает промывать рану на шее. Я вскакиваю, как ошпаренная, налетаю, начинаю колотить.
– Ненавижу тебя! Комитетник! Подлый ублюдок! Предатель! Как только тебя земля носит! Ты сгоришь в аду!
– Кая! Кая! – зовет он, но я не слышу этого.
Вот она – стена ненависти, она застилает своей пеленой каждое мое деяние, она дает мне силы жить.
– Ты смотрел на это! Смотрел на все эти пытки, на Ксана, на Кару, Киану – и ничего не делал! – сквозь слезы вопила я. – Ты видел, как они истязали их, вырывали кожу, кололи пятки, колотили дубинками – и ты ничего не сделал!.. – отхожу назад, держусь за живот.
Меня страшно мутит. Начинаю задыхаться. Удар прикладом повредил что-то внутри, легкое или какую-то кость. Падаю, опускаюсь на землю. Чувствую привкус крови во рту. Обхватываю себя руками, хватаю ртом воздух. Да что со мной?!
– Куда ты меня везешь? – плачу, как ребенок. – Ты хочешь меня убить, да? Тебе это приказали сверху?
Он подходит, садиться на землю, заставляет меня откинуться на него.
– Я выжидал. Я должен был выждать. Любой мой необдуманный поступок – и вы бы все погибли. Кто тогда сумел бы вас вытащить?
Я плачу и не могу остановиться.