93
Следующие несколько суток находилась без сознания. Не знаю также, какими путями Эйф пытался вернуть меня домой, и что творилось кругом. Впервые в жизни вынужденное положение и воля посторонних контролировали мою жизнь. Очнулась я в нашем доме, в долине; в своей постели, пахнущей сеном и луговыми цветами, на старенькой подушке, куда неким чудом попадал единственный вечерний луч солнца. Ломило все тело, зудели кости и мышцы, но я знала: все наладится. Кончились пытки, избиения. Больше не станут терроризировать жизнями дорогих людей. Я дома. Эта земля дарует мне ту силу, с которой готова буду ринуться в бой.
На теле по-прежнему рубашка, которую достал Эйф. На старом, на совесть сбитом стуле висят тренировочные брюки – как и оставила, прежде чем уехать на рассвете бесконечно далекие месяцы назад. Встать и двигать корпусом оказалось почти невозможно: всюду пронзает тупая боль, и с настороженностью опасаешься, как бы ни закровоточили раны. Кое-как с горем пополам нацепила брюки. В уборной подняла кусок зеркала: лицо чистое, бледное, глаза здоровые, только на шее останутся шрамы из-за незаживающих ран. Во всем доме – тишина, но внизу слышатся негромкие спокойные голоса, похожие на флегматичную мелодию. Дом! Я дома!
Так быстро, как только могла, спустилась в столовую. Герд, Натаниэль, Руни и Эйф сидят за столом, мирно ведут диалог. Мальва несет в руках старый алюминиевый чайник. Я ей широко улыбнулась.
– Господь спас тебя, душа моя, – выдохнула она. – Таково твое предназначение.
Как всегда не придав значения ее высокопарным словам провидца, я проковыляла и крепко прижалась к сухонькому телу женщины. Моя бедная, заботливая Мальва; наша мать, наша кормилица, наша Дева Мария.
С улицы вошла высокая, стройная фигура, облаченная в самую обыкновенную рубашку и несуразную, старую юбку нашей кормилицы, которая оказалась слишком велика. В костлявых запястьях еще теплилась сила, в волосах – заметно поредевших – все еще сверкала синева, и мелькали блики в этих удивительных раскосых глазах. Лишь Белая Земля могла бы породить такую красоту и очарование. И только злое провидение рока способно было лишить эту красоту истинной жизни.
Это была Кара, и я едва не лишилась рассудка, тысячу раз моргнув глазами, прежде чем поверить увиденному.
– Кара! – все называла имя, пока хромала к ней.
Поначалу она опешила, как если бы так же, как и я, увидала призрака далекого прошлого. Наши тела переплелись в объятиях, и так мы простояли долгие и долгие минуты, не обращая внимания на брошенные в наш адрес фразы. Она здесь, в моих руках, живая и невредимая, ее длинные волосы переливаются синевой воронова крыла, ее фигура – еще более тонкая, чем прежде – трепещет под пальцами; я чувствую, как бьется ее сердце и как взволнованно она дышит. Ждала ли и она этой встречи так же, как ждала я? Моя милая, моя бесценная Кара… Кто я без тебя? Кто, если не ты, спасет меня от всех кошмаров этого мира? Кто, если не ты, станет мне путеводной звездой темнейшего из самых темных царств?..
– Как я могла надеяться, что ты вернешься? – вторила один и тот же вопрос.
Долго мы так стояли, пока, наконец, немного не разошлись, по-прежнему держась за руки. Я улыбалась, глядя в ее глаза. ее горести я уясню позже, и позже помогу ей пережить все Моя Кара…
Но что-то заставило обернуться назад. Все это время они рассматривали нас, улыбаясь где-то глубоко в душе; я это чувствовала. Но вот они: Герд, Натаниэль, Руни, Эйф… Почему так мало? Почему считанные люди? Где остальные? Чувствуя, как что-то давит изнутри, резко обернулась к Каре:
– Где Киану?
Ее глаза – некогда те самые, что могли оставаться бесстрастными долгие и долгие часы – в один миг изобразили неподдельный испуг. Нет, она уже совсем не та Кара. Ее словно отбросили на много лет назад, превращая в затравленного ребенка, что дрогнет при малейшей угрозе. То, что сотворил с ней Комитет, навсегда станет чудовищным отпечатком, во многом определяя ее будущую жизнь.
– Орли? – едва не плакала я.
– В нее выстрелили на задании, – отозвался Герд. – В сердце.
– Как и Ной, – прижала ладонь ко рту, чтобы не закричать.
Я обернулась в их сторону и посмотрела на Мальву. Она замотала головой, отставляя чайник в сторону и что-то бубня себе под нос. Нат рассматривал пальцы своих рук, вовсе страшась этих разговоров. Руни едва слышно плакала. Эйф сидел прямо, уверенно, отстраненно. В груди поднялась волна зверской, непреодолимой тоски, как будто я теряла и его – здесь, сейчас; навсегда.