Сперва нужно быть справедливым, а уже потом великодушным: сперва нужно обзавестись рубашками, а уже потом кружевами.
Голландцы не знают сострадания к должникам: по их мнению, всякий человек, обремененный долгами, живет за счет своих сограждан, если он беден, и своих наследников, если богат.
Судьба нередко похожа на богатую мотовку, разоряющую то самое семейство, куда она принесла изрядное приданое.
Изменения моды — это налог, которым изобретательность бедняков облагает тщеславие богачей.
Для ничтожных людишек корысть — самое сильное искушение, для людей достойных — самое слабое; от человека, презирающего деньги, еще очень далеко до человека истинно порядочного.
Богаче всех человек бережливый, беднее всех — скряга.
Порою два человека сближаются и становятся неразлучны только потому, что в их характерах есть черты кажущегося сходства. Постепенно заблуждение рассеивается, и эти люди с удивлением обнаруживают, что они бесконечно далеки друг от друга и все точки их соприкосновения превратились в точки отталкивания.
Разве не забавно размышлять о том, что иные из великих людей стяжали славу, всю жизнь сражаясь с самыми жалкими предрассудками и нелепостями, которые, казалось бы, и в голову-то никому не могут прийти? Бейль,[46] например, прославился тем, что показал бессмысленность философских и схоластических ухищрений, над которыми посмеялся бы любой крестьянин из Гатине,[47] где все отличаются здравым смыслом; Локк — тем, что объяснил, как нехорошо возражать, не понимая, на что возражаешь, и, ничего не понимая, считать, будто понимаешь; еще несколько философов — сочинением толстенных книг, направленных против таких суеверий, от которых с презрением отмахнулся бы дикарь из Канады; Монтескье[48] и два-три автора до него — намеком на то, что не подданные существуют для правителей, а правители для подданных (при этом они ни словом не обмолвились о множестве гнусных предрассудков). Если мечта философов, верящих, что общество можно улучшить, исполнится, что скажут наши потомки, читая о том, какие огромные усилия потребовались для достижения столь простых и само собой разумеющихся результатов?
Человек разумный и в то же время порядочный должен быть не только чист перед своей совестью, но, из уважения к себе, еще и предусмотрителен, чтобы заранее разгадать и отвратить клевету.
Роль предусмотрительного человека весьма печальна: он огорчает друзей, предсказывая им беды, которые они навлекают на себя своей неосторожностью; ему не верят, а когда беда все-таки приходит, эти же самые друзья злятся на него за то, что он ее предсказал. Их самолюбие потупляет глаза перед человеком, который должен быть их утешителем и к которому они сами прибегли бы, если бы в его присутствии не чувствовали себя униженными.
Тот, кто хочет, чтобы его счастье целиком зависело от разума, кто слишком пристально вглядывается в это счастье, подвергая его, так сказать, допросу с пристрастием, кто согласен лишь на самые высокие радости, тот в конце концов совсем их лишается. Он подобен человеку, который так рьяно взбивал пух в перине, что от нее ничего не осталось и он принужден спать на досках.
Время притупляет в нас способность к наслаждениям абсолютным, как выражаются метафизики, но, пожалуй, преподносит нам больше наслаждений относительных; с помощью этой уловки природа, надо полагать, привязывает людей к жизни даже после того, как все, что особенно красило ее, все наслаждения стали для них недоступны.
После того как человека вволю истерзает и утомит собственная его чувствительность, он приходит к убеждению, что надо многое забыть, надо жить сегодняшним днем, одним словом, каплю за каплей впитывать утекающую жизнь.
Из всех разновидностей лицемерия самая пристойная — это ложная скромность.
Нам говорят, что мы должны, не жалея стараний, каждодневно избавляться от какой-нибудь своей потребности. Это верно. И всего настоятельнее следует уничтожать в себе потребности, порожденные самолюбием: они особенно тиранят нас и потому с ними надо бороться особенно упорно.
Нередко приходится видеть, как люди слабодушные, которым довелось провести много времени в обществе людей более крепкого закала, силятся возвыситься над собственным своим характером. Притязания эти так же смешны, как потуги дурака на остроумие.
46
48