Одна из причин, по которым корпорации или собрания принимают обычно только глупые решения, состоит в том, что при открытом обсуждении самые веские доводы за и против обсуждаемого дела или кандидата нельзя высказать вслух, не подвергая себя серьезной опасности или хотя бы большим неприятностям.
В миг сотворения мира богом хаос, пришедший в движение, несомненно казался еще более беспорядочным, чем когда он мирно пребывал в неподвижности. Точно так же обстоит дело и с нашим обществом: оно сейчас перестраивается и в нем царит неразбериха, которая со стороны должна казаться верхом беспорядка.
Придворные, да и все, кто жил за счет чудовищных злоупотреблений, под бременем которых изнывала Франция, без конца повторяют, что все можно было поправить, ничего не разрушая. Послушать их, так для чистки авгиевых конюшен[163] хватит и метелочки.
И при старом режиме философ высказывал смелые истины. Однако подхватывал их кто-нибудь из тех, кто по праву рождения или в силу благоприятных обстоятельств был предназначен занимать видные места. Он разжижал эти мысли, в двадцать раз ослаблял их и приобретал репутацию человека беспокойного, но умного. Действуя с осторожностью, он добивался всего, чего хотел; философа же бросали в Бастилию. При новом режиме всего добивается уже философ. Он высказывает глубокие истины не затем, чтобы угодить в тюрьму или пробудить ум в глупце и, следовательно, помочь тому добраться до важных должностей, а затем, чтобы эти последние достались ему самому. Вот и судите, могут ли те, кого он устраняет со своей дороги, — а таких множество — примириться с новым порядком вещей!
Ну, не забавно ли, что и маркиз де Бьевр[164] (внук хирурга Марешаля[165]) счел своим долгом переехать в Англию по примеру г-на де Люксембурга[166] и прочих вельмож, бежавших из Франции после событий 14 июля 1789 года?
Богословы, неизменно стремящиеся одурманивать людей, и пособники правителей, неизменно стремящиеся их угнетать, полагают без всяких на то оснований, будто большинство людей обречено коснеть в беспросветной тупости, ибо она — неизбежное следствие чисто механического ручного труда. Им кажется, что ремесленник неспособен усвоить знания, необходимые для того, чтобы заявить о своих человеческих и гражданских правах. Сколько раз нам твердили, что приобрести такие знания — дело очень трудное! Предположите, однако, что на просвещение низших классов начали тратить хотя бы четверть времени и сил, уходящих на то, чтобы отуплять их; что простолюдину вложили в руки не катехизис с невразумительными метафизическими бреднями, а книгу, где изложены основы прав человека и его обязанности, вытекающие из этих прав, — и вы поразитесь той быстроте, с какой он усвоит их, следуя по пути, указанному ему подобным полезным учебником. Предположите также, что ему перестанут проповедовать столь удобное для угнетателей учение о необходимости терпеть, страдать, отрекаться от самого себя и покорствовать и расскажут о его правах и обязанности отстаивать их, — и вы убедитесь, что природа, предназначившая человека для жизни в обществе, дала ему достаточно здравого смысла для того, чтобы сделать это общество разумным.
ДОПОЛНЕНИЯ
I
Некто, кому дама уступила раньше, чем он оказался в состоянии этим воспользоваться, попросил ее: «Не могли бы вы, сударыня, еще четверть часа хранить добродетель?».
Г-н де Пл., будучи в Англии, стал уговаривать некую молодую англичанку не выходить замуж за человека, который во всех отношениях был ниже ее. Выслушав его, девица невозмутимо ответила: «Ничего не могу поделать! Он украшает своим присутствием мою спальню».
Большинство благотворителей похожи на незадачливых генералов, которые, взяв город, забывают овладеть цитаделью.
Люди заполняют свои библиотеки книгами, а М* заполняет книги своей библиотекой. (Сказано об одном компиляторе).
С г-ном Д* Л* обошлись вопиюще несправедливо. Он рассказал об этом г-ну Д* и спросил: «Как бы вы поступили на моем месте?». Д*, который претерпел в жизни столько обид, что стал теперь безразличным ко всему эгоистом, ответил: «В обстоятельствах, подобных вашим, сударь, я стремлюсь к тому, чтобы пищеварение у меня было исправное, язык чистый, а моча прозрачная».
163
164
166