«Когда я узнал о неверности г-жи де Б*, — признавался мне г-н де Л*, — я, несмотря на все свое горе, сразу понял, что больше не люблю ее и что чувство мое к ней навсегда исчезло. В ту минуту я был похож на охотника, который слышит в поле шум крыльев вспугнутой и улетающей куропатки».
Вы удивляетесь, сударь, почему г-н де Л* ездит к г-же де Д*? Дело, по-моему, в том, что г-н де Л* влюблен в г-жу де Д*, а ведь вы знаете: иная женщина — это порою тот промежуточный оттенок, который сочетает или, вернее сказать, примиряет два противоположных, контрастных цвета.
Кто-то сравнил неумелого благотворителя с козой, которая сперва дает себя подоить, а потом, по безмозглости своей, опрокидывает копытом подойник.
Не успевает этот человек утратить одну иллюзию, как воображение уже награждает его другою: он словно тот розовый куст, который в цвету круглый год.
М* уверял, что больше всего на свете любит покой, тишину и полутьму. «То есть комнату больного?», — спросили его.
«Вчера вы не слишком-то старались поддержать разговор с господами такими-то», — упрекнули М*, человека, умеющего блистать в свете. «Вспомните голландскую поговорку: „Не поскопидомничаешь — и гроша не сбережешь“», — отпарировал он.
Сама по себе женщина — пустое место: она лишь то, чем кажется мужчине, мысли которого заняты ею. Вот почему она так ненавидит людей, не склонных считать ее тем, чем она жаждет казаться: они как бы превращают ее в ничто. Мужчина относится к подобным вещам гораздо спокойнее: он всегда остается самим собой.
Величие души помогло ему сделать первые шаги на пути к карьере, и оно же отвратило его от нее.
М*, старый холостяк, любил повторять в шутку, что брак — слишком совершенное состояние для несовершенного человека.
Г-жа де Фурк... то и дело твердила своей компаньонке: «Никогда-то вы не умеете подсказать мне, что для меня хорошо, а что плохо, никогда вовремя ни о чем не предупредите. Вот вы даже неспособны угадать, когда вероятнее всего умрет мой муж. А ведь это будет страшный удар! Значит, я должна быть заранее...» и т. д.
У г-на д’Омона[184] где-то в провинции скончалась жена. Не прошло и трех дней после ее смерти, а он уже сидел в чьей-то гостиной за картами.
— Д’Омон, — говорят ему, — это неприлично. Нельзя же играть в карты через день после смерти жены!
— Ба! — отмахивается он. — Я еще не получил уведомления о ее кончине.
— Все равно, это нехорошо.
— Полно! Я же играю по маленькой.
«Сочинитель, — говаривал Дидро,[185] — может завести себе любовницу, которая умеет состряпать книгу, но жена его должна уметь состряпать обед».
Некий врач предложил г-ну де* сделать ему фонтанель,[186] но тот не согласился. Прошло несколько месяцев, и больной поправился. Врач встретил его и, видя, что он в добром здравии, спросил, какое лекарство он принимал. «Никакого, — ответил де*. — Просто я все лето ел за двоих, завел себе любовницу и воспрянул духом. Но подходит зима, и я боюсь, как бы у меня снова не загноились глаза. Как вы считаете, не прибегнуть ли мне к фонтанели?». — «Нет, — с важным видом возразил врач. — У вас есть любовница, этого довольно. Конечно, было бы разумнее бросить ее и сделать себе фонтанель, но вы, вероятно, обойдетесь и одной вашей пиявкой».
Некто, кому надоела жизнь, сказал, умирая: «Ну и шутку же я сыграл с доктором Буваром!».[187]
Прелюбопытная, однако, вещь власть условностей. Г-н де Ла Тремуйль,[188] который жил врозь с женой, не любил ее и не уважал, внезапно узнает, что у нее оспа. Он не выходит из ее комнаты, подхватывает заразу и умирает, оставив ей изрядное состояние с правом вторично выйти замуж.
Бывает излишняя скромность, которая объясняется наивностью и подчас вредит даже людям недюжинным, препятствуя им выбиться из безвестности. По этому поводу мне вспоминается фраза, брошенная во время завтрака в обществе придворных человеком признанного таланта: «Ах, господа, как мне жаль, что я так долго не понимал, насколько больше я стою, чем вы!».
Завоеватель всегда будет слыть первым среди людей, равно как и лев — почитаться царем зверей.
Возвратясь из путешествия по Сицилии, М* стал однажды опровергать ошибочное мнение о том, что чем дальше едешь в глубь страны, тем больше встречаешь воров. Дабы подкрепить свое утверждение, М* добавил, что, где бы он ни бывал, всюду говорили: «В наших краях разбойников не водится». Тогда г-н Б*, мизантроп и насмешник, вставил: «Вот уж в Париже вам этого не скажут!».
185
186