Все знают, что в Париже есть воры, которые отлично известны полиции и даже, можно сказать, открыто признаны ею. Эти воры оказывают ей всяческие услуги, а порой выдают ей своих же товарищей. Как-то раз начальник полиции велел призвать нескольких мошенников и объявил им:
— Такого-то числа в таком-то квартале совершена такая-то кража.
— В котором часу?
— В два часа пополудни.
— Сударь, это не наша работа, и мы не в ответе. Тут, должно быть, орудовали молодцы с ярмарки.
Вот отличная турецкая пословица: «Благословляю тебя, беда, если ты пришла одна».
Итальянцы говорят: «Sotto umbilico ne religione, ne veritâ».[189]
Силясь оправдать божественный промысел, блаженный Августин утверждает,[190] будто провидение не наказует грешника смертью для того, чтобы он сделался праведником или чтобы, глядя на его дела, праведник стал еще праведнее.
Люди так развращены, что не только надежду, но даже простое желание исправить их, сделать разумными и добрыми, следует считать нелепостью, пустыми мечтами, которые можно простить лишь простодушным зеленым юнцам.
«Я потерял вкус к людскому обществу», — сказал г-н де Л*. «Вовсе вы не потеряли вкус», — возразил ему г-н де Н*. Он сказал так не из желания поспорить, а из мизантропии: на его взгляд, у де Л* только теперь и стал хороший вкус.
М*, старик, давно утративший всякие иллюзии, говаривал мне: «Остаток моей жизни кажется мне наполовину выжатым лимоном. Я продолжаю выжимать его, а зачем — и сам не знаю: из него вытекает такой сок, что, право, не стоит стараться».
Говорят, французский язык стремится к ясности. «Это верно, — заметил М*. — Мы всегда особенно стремимся к тому, в чем больше всего нуждаемся. Стоит обойтись с этим языком не слишком ловко, как он немедленно становится темным».
Человек, наделенный воображением, поэт, обязательно должен верить в бога.
Ab Jove principium Musae,[191][192]
или, что то же самое:
Ab Jove Musarum primordia.
«Стихи — как оливки, — говаривал М*. — Всегда дай им вылежаться».
Люди глупые, невежественные и бесчестные черпают в книгах новые и разумные мысли, возвышенные и благородные чувства, подобно тому как богачка едет в лавку суконщика и за звонкую монету покупает там себе наряды.
М* говорил, что ученые — это мостильщики храма Славы.
М* — истый педант, помешанный на греках: по любому поводу он вспоминает древних. Заговорите с ним об аббате Терре, и он тут же расскажет об Аристиде, генеральном контролере финансов у афинян.
Одному литератору предложили коллекцию номеров «Меркюр»[193] по три су за том. «Подожду, пока подешевеет», — ответил он.
ХАРАКТЕРЫ
и
АНЕКДОТЫ
Наш век породил восемь великих комедианток — четырех актрис и четырех светских дам. Первые четыре — это м-ль Данжевиль,[194] м-ль Дюмениль,[195] м-ль Клерон[196] и г-жа Сент-Юберти;[197] вторые — г-жи де Монтессон,[198] де Жанлис,[199] Неккер[200] и д’Анживилье.[201]
М* говаривал мне: «Источник всякого наслаждения я по необходимости ищу в самом себе, то есть исключительно в деятельности собственного рассудка. Природа вложила в человеческий мозг небольшой шарик, именуемый мозжечком и как бы играющий роль зеркала:[202] с его помощью человек по мере сил то в увеличенном, то в уменьшенном виде, то в целом, то в частностях воспроизводит для себя предметы внешнего мира и даже порождения собственной мысли. Это волшебный фонарь, который показывает человеку — своему владельцу — сцены, где тот выступает как актер и зритель одновременно. Здесь — весь человек, здесь его царство; все остальное ему чуждо».
«Сегодня, пятнадцатого марта тысяча семьсот восемьдесят второго года, — заметил г-н де*, — я совершил доброе дело довольно редкого свойства: утешил человека порядочного, преисполненного добродетелей, обладающего ста тысячами ливров ренты, знатным именем, отменным здоровьем, острым умом и т. д. А я беден, живу в безвестности и к тому же болен».
Известно, с какой фанатической речью против возвращения протестантов[203] обратился к королю епископ Дольский. Он говорил от имени всего духовенства. Когда же епископ Сен-Польский спросил его, почему он высказался от имени своих собратий, не посоветовавшись предварительно с ними, тот ответил: «Я посоветовался со своим распятием». — «В таком случае, — отпарировал епископ Сен-Польский, — вам следовало дословно повторить то, что вы от него услышали».
190
193
196
198
199
200
201
202
203