— Доброе утро, баб Лёль! – кажется, впервые за день Оксана улыбнулась от души. Положила в картонную коробченку пару сотенных бумажек. - Погодка сегодня неважная, баб Лель, вон и дождь собирается. Может, домой пойдете?
— Постою еще немного, дочка, да пойду, — ласково улыбнулась та.
Оксане отчего-то было приятно слышать это «дочка». Да и сама старушка ей нравилась – ну, по крайней мере, та приседала на уши, как это любят делать старики. Пару раз Оксана даже под ручку доводила ее домой.
Это была их старушка. Не торопясь уходить, Оксана молча и выжидающе глядела на нее, пока та не догадалась сама:
— Нет, дочка, и сегодня я его не видела,— горестно покачала она головой.
Сколько уже раз она отвечала так? Десять, двадцать? Сколько еще Оксана выдержит?
Слезы подступили к горлу, и она, не прощаясь и не ответив ни слова, поплелась обратно.
Полгода назад баба Леля еще была для Оксаны никем. Девушка в тот день только что расплатилась в кофейне и, заглянув в кошелек, с неудовольствием отметила, что мелочи скопилось много. Приметив эту старушку, Оксана решила высыпать все. Однако, не успев подойти, наблюдала любопытную сцену: к обочине лихо подкатил, поблескивая лакированным бочком, «Лэнд Крузер», и широкоплечий высокий мужчина – Оксана видела его лишь со спины – выскочил, чтобы положить в старушкину коробку денег. Он тронул ее за руку, коротко, но улыбчиво что-то сказал, а после, не оглядываясь, вернулся в машину.
Оксана заворожено проводила его взглядом.
Ее приятели-студенты старушке подавали часто, но исключительно на выходе из кофейни, как и Оксана сплавляя ей лишнюю мелочь. Или же, демонстрируя широту своей души подругам, шедшим рядом. А Оксанин папаша и вовсе, если и переводил какие-то суммы на счета детских интернатов или домов престарелых, то заботился, чтобы ни одна газета не упустил это событие. Оксана же подобную показуху не любила и даже презирала. А то, что она наблюдала сегодня, было, по ее мнению, настоящим мужским поведением.
И молодой, к тому же. и симпатичный. Лицо – тонкое интеллигентное в дорогих очках – показалось ей знакомым… И тут Оксана ахнула: да ведь это с ним ее знакомила Даша вот только на прошлой недели!
Его звали Грег. Оксана не дала ему уйти: слава Богу, что он замешкался, не успев уехать, а Оксана не постеснялась поздороваться. Он вспомнил ее тотчас.
До чего же страшно становилось при мысли, что они могли разминуться тогда…
Лекциям, казалось, конца и края не будет. Оксана честно отсидела три пары в самом дальнем ряду аудитории, даже пыталась записывать что-то. А с последней ушла – надоело. Все надоело.
В «Скорпион» она явилась раньше обычного, еще и семи не было. Маленький, темный и душный подвальчик, где гремела кислотная музыка, и подавали разбавленный дрянной мартини. То еще местечко, но здесь любила бывать Настька, а Оксана лишь ей и могла выплакаться.
Патлатый бармен вяло перешучивался с обкуренной девицей. Оксана постучала по стойке, привлекая внимание:
— Настя уже здесь? – напрягла голос, перекрикивая музыку. И разозлилась: - Да сделай же потише!
Бармен, приятель Настьки – впрочем, здесь все друг другу приходились приятелями – хмыкнул и, как ни странно, громкость убавил.
— С утра сидит, - он кивнул на дальние столы. - И не одна, а опять со своим провожатым. Выпить налить, красотка?
Оксана поморщилась, но процедила:
— Мартини, - хотя заранее знала, что напиток ей не понравится.
— С десертом? – бармен подмигнул.
Оксана снова поморщилась, но уже, скорее, для вида. И кивнула. От предвкушения даже настрой ее чуть улучшился. Она уже без брезгливости оглядела полупустой зал, приметила подругу и уверенно двинулась к ней. Худая, бледная, как смерть, та умиротворенно смотрела в пространство и даже чуть-чуть улыбалась.
— Привет. Смотрю, давно уже сидишь? – уселась напротив нее Оксана.
— Опять ты? – подруга отвернулась к стене.
— Душевный ты человек, Настя, — укорила Оксана.
— Отстань. Снова будешь на своего Грега жаловаться?
Оксана вздохнула:
— Я ведь люблю его, Настя.
— Ну и дура, – отозвалась та и даже изволила повернуться. — Для дела он тебя использовал и уехал. Дойдет это до тебя когда-нибудь? Вспомни, когда квартирку твоих родителей обнесли, и когда твой драгоценный Грег свалил.