— Григорий Григорьевич, — любезно спросила его Катя, — значит, вы монетами увлекаетесь, правильно я вас поняла?
Аленков, по-моему, смутился:
— Ну, есть немного. Теме исследования средневековых монет я посвятил девяносто восемь больших статей и две монографии. Третья пока в производстве.
— Наверное, у вас и коллекция монет имеется?
— Конечно, имеется. Совсем небольшая, правда, но у меня есть несколько довольно редких экземпляров. Кстати, в монографии, которую я сейчас пишу, я упомяну одну из своих монет.
— А монет времен Екатерины II у вас случайно нет?
— Екатерины? Нет… я российские монеты не коллекционирую. Но в моей новой монографии я обязательно затрону и тему российских монет…
— Времен Екатерины?
— Да нет же! Но она и без Екатерины, я уверен, произведет фурор в нумизматической науке… если я отсюда когда-нибудь выйду, конечно.
Он тяжело вздохнул, но по изумрудным Катиным глазам я видел, что на фурор в науке ей плевать, она хочет Аленкова как раз засадить на всю жизнь.
— Мы говорили о вашей супруге, — напомнила она.
— Даша тоже увлекалась монетами, — снова вздохнул Аленков. – Отдыхала она вообще-то в Бад—Киссингене, в Германии, но, узнав о конференции археологов, специально поехала в Вену. После моего доклада она подошла, мы разговорились…
— До этого вы с Мерешко никогда не встречались?
— Нет, конечно.
— Ясно. А где жила Дарья до вашей встречи?
— В Петербурге, кажется.
— Она коренная петербурженка?
Гриша ответил не сразу:
— Понятия не имею... — страдальчески морщась, признался он. — Коренная—некоренная – какая теперь уж разница?
— Разница есть, Григорий Григорьевич. Вспомните, пожалуйста, наверняка Дарья рассказывала что-то.
— Я не знаю. Мы с ней об этом не говорили. Подождите, у неё мать ведь жила в Московской области, кажется. Она ещё к ней уехала... тогда...
— Когда – тогда? — быстро спросила Катя.
Гриша замялся.
— Вы крупно поссорились с Дарьей, и после этого она уехала к матери, так? — ответила за него Катя. — А как назывался этот город. Вспомните, пожалуйста.
— Послушайте, что вы ко мне в душу лезете! — взбесился вдруг Гриша. — Какая разница, что это за город... Какое вам дело до наших с ней отношений! — Гриша привстал и густо покраснел от гнева.
Я поспешно придержал его за рукав и в полголоса попытался утихомирить. Когда Гриша успокоился и сел на место, Катерина Андреевна принялась учить его жизни:
— Я процессуальное лицо, Аленков, и имею право задавать любые вопросы, которые сочту нужными. Так вы никогда не были в родном городе вашей жены и не виделись с её родственниками?
— Нет, — сквозь зубы ответил Гриша.
— Хорошо. На что жила Дарья до вашей встречи? Она работала?
— Не знаю.
— Она знакомила вас со своими друзьями, родственниками?
— Нет.
В абсолютной тишине под треск лампочек Катя записала подробности диалога в протокол, после чего, слегка прищурившись, спросила:
— Григорий Григорьевич, вот вы сказали, что Дарья никогда не знакомила вас со своими друзьями. Вы уверены в этом? – и быстро добавила: — помните, что за дачу ложных показаний вы несете уголовную ответственность.
Гриша смешался и бросил взгляд на меня – наверняка был уверен, что я проболтался Катьке о Захаровой. Но я сам ничего не понимал – я ведь ни словом о Захаровой не обмолвился!
— Я имею в виду Оксану Фарафонову, вы ведь с ней знакомы?
— Я не знаю никакой Оксаны Фарафоновой, — довольно натурально покачал головой Гриша.
— Как же так? — удивилась Катя. — А она вас знает.
Аленков безразлично пожал плечами, что в его положении было самым правильным. А я подумал, что он очень способный ученик – еще немного и он сам будет давать мне советы, как отвечать на Катькины вопросы.
Мы с Аленковым по очереди подписали Катины протоколы, и она ушла, даже не взглянув в мою сторону. Я, скомкано попрощавшись с Гришей, догнал ее уже на проходной. Аленков меня удивлял все больше и больше – про свою супругу он не знал вообще ничего! "Кажется петербурженка..." — он даже этого не знал точно! Чем занималась? На какие такие средства отдыхала в Германии?
На Арсенальной набережной, там, где вечно толпятся родственники заключенных, Катю преданно дожидался опер Вова Лихачев, мы неохотно поздоровались. Разговаривал со мной Лихачев лениво, через силу.