Селлестераль протянул руку вправо, безошибочно нащупывая выключатель. Вереница ламп из резного кварца бесшумно загорелась, освещая недра глухого коридора, уходящего вниз крутой лестницей. Наместник положил ладонь на страховочные перила и стал спускаться. Всё ниже и ниже.
Одна маленькая тайна великого рода Шанакарт. Заброшенная темница, следов которой не найти даже на первых планах замка. Селлестераль мысленно называл это место тоннелем забвения. Место на грани шанакартской вечности, единственное, которое способно хранить тайны бесконечно долго. И самое надёжное, чтобы спрятать что-то. Или кого-то.
Впереди показалась площадка этажа, тёмная, освещённая только лампами с лестницы и мерцающим голубым светом, льющимся от частого переплетения решётки, похожей на путаницу ветвей колючего терновника и преградившей выход из широкого каменного мешка.
Наместник подошёл ближе к камере. Рядом, возле стены, стоял наготове стул, арши легко перенёс его за спинку в центр коридора и поставил напротив решётки. Он часто приходил сюда, примерно раз в две недели, вряд ли его маленькая тайна успевала соскучиться.
— Селлестераль! — раздалось из каменного мешка пронизанное ненавистью шипение. Пленник поднял голову, голубое сияние решётки осветило его лучше и сделало поразительно похожим на призрака. Отражая свет, глаза горели ледяными хрусталиками, пронзая фигуру сидящего напротив Наместника.
— Добрый вечер.
— Вечер? — растерянно переспросил узник. — Сейчас вечер?
Селлестераль любезно улыбнулся:
— Прекрасный майский вечер, океан застыл в ожидании заката, и его прохладой просолен воздух.
Узник зарычал в своей клетке и рванулся с измятой постели вперёд, к решётке. Но, только коснувшись её, с шипением отпрянул, опалённый защитным полем. Наместник сдержанно и грустно улыбнулся, как обычно делают, когда собеседник попадает в неловкую ситуацию, и вежливость заставляет сгладить её. Узник заходил вдоль железного терновника, его волосы, золотистые от природы, приобрели в отсветах зеленоватый оттенок.
— Издеваешься. Плохой день, Наместник?
— Начинает налаживаться.
— Изводишь меня?
— Скорее, просто приятно видеть тебя здесь. Это зрелище умиротворяет.
Узник остановился и сомкнул отросшие вмиг чёрные когти на перекрестье шипов кованных лоз:
— Боишься, что я выйду отсюда.
— Не боюсь. Не выйдешь.
— Выйду. Выйду-выйду-выйду, — он безумно рассмеялся. — И заберу трон. Он мой. Мой-мой-мой.
Селлестераль лишь головой покачал.
— Ты теряешь рассудок.
— Он ясен, как никогда. Мне снилась женщина.
— Понимаю. Их у тебя давно не было.
— Нет! Мне снилась та, что освободит меня. Всех нас.
— У тебя прогрессирует раздвоение личности или воображаемых друзей завёл?
Пленник не слышал иронии, сквозившей в этих словах, впрочем, и слов самих не слышал. Он остановился, лицо его приняло странное выражение, будто на гладкой каменной стене, по которой растекалась в ореоле от света далёкого хрусталя тень Наместника, видел недоступные тому картины.
— Совсем скоро свободу получат те, кто ждал её так долго. Совсем скоро она освободит нас.
— И как выглядит твоя спасительница?
Узник нахмурился.
— Она… Я не помню, — заточённый арши схватился за голову и сжал виски. — Она прекрасна. Она… Её образ не помещается в моей голове.
Селлестераль сочувственно вздохнул и поднялся со стула.
— Куда ты? — снова приник к решётке безумец.
— Жизнь не останавливается, пока ты здесь сходишь с ума. Мне нужно править Шанакартом.