— Вот блин, — повторила за ней Криси, тоже присаживаясь на корточки и отправляя за спину сумку на ремне, — ты снова нашла себе головную боль. Может он тут, дворовой? Сидит же внутри.
— Угу. А чего не кормят тогда? И у нас нечего дать дитю.
Шанелька бережно отняла руку и выпрямилась, оглядываясь. В десятке метров Азанчеев несколько нервно придерживал двери, пропуская поток зрителей и кивая в ответ на благодарные кивки.
— Пойдем, Нелькин, а то Валерке скоро на чай начнут бросать. Купишь в буфете сосиску, когда выйдем, угостишь котика. Норм?
— Валерке? — удивилась Шанелька, — а, да, Валерке Аксенычу. А там точно сосиски есть?
— Обязательно.
— Ты нас тут жди, — строго сказала Шанелька подростку, — мы придем, через… а сколько времени спектакль? Три часа? Ого. Ладно.
Они повлеклись внутрь, и Шанелька оглядывалась, хмуря светлые брови.
В мягко освещенном холле, увешанном большими снимками актеров и сцен спектаклей, Азанчеев одобрительно кивнул белому платьицу Шанельки и шелковой тунике Крис, указал рукой на вход в зрительный зал.
— А буфет, — спросила Шанелька, — он где? Там? Хорошо…
Крис что-то высматривала в толпе, спохватываясь, улыбалась на разговоры Азанчеева. Уселись в мягкие кресла, Шанелька, пропустив спутников, села у прохода, пряча в сумочку свой номерок.
И через полчаса, увлеченная театральным действом Крис, заметила, наконец, что ее кресло пустует.
— Вот блин, — повторила шепотом, и тронув локоть Азанчеева, тоже шепотом извинилась. Вышла, стараясь не стучать каблуками.
Заглянула в стильный буфет, где за стойкой беседовали бармен и официантка, а за столиками сидели пара человек, попивая что-то. И, пересекая холл, вышла на улицу, простукала к давешней решетке, пожимаясь от зябкого, ночного уже ветерка.
— Так я и думала.
Шанелька повернулась, прижимая к распахнутой куртке котенка, опустила руку с зажатой в ней обгрызанной сосиской.
— Платье перемажешь, — ласково сказала Крис.
— А ты замерзнешь. Чего выскочила просто так?
— Пойдем обратно? Интересно же.
— Криси. Ты иди. Я тут. Погуляю. Туда ведь с котами нельзя?
— Нельзя, — согласилась Крис, — а он тут посидит. Нет?
— Там собака. Лает. Он туда боится. Тетка выходила, сторожиха, сказала, кто-то оставил. Прикинь, он домашний был, ошейник от блох на нем. Кто-то просто выбросил, около театра. Юного зрителя. Наверное, думал, может, какой юный зритель подберет.
— Вместо него пришла юная зрительница Шанелька, — резюмировала Крис, — черт, я задубею совсем. А сторожиха не покормит?
— Собачища, — печально сказала Шанелька, суя подкидышу кусочек сосиски, — тетка сказала, не уследит, порвет напрочь. Криси. Ты иди. Я погуляю. Вечер хороший, а потом вы выйдете, и мы, ну… мы придумаем чего.
Крис обдумывала что-то, временами оглядываясь на освещенный вход в театр. Обхватила руками совсем замерзшие плечи.
— Нет. Нужно, чтоб ты тоже посмотрела. Что за фигня, я так радовалась, что мы вместе. Спектакль. Виктюк. «Служанки»! Так. Суй своего недоросля под куртку. И чтоб не пищал, ясно?
Шанелька кивнула, устраивая находку под мышкой и гладя другой рукой крошечный лоб с острыми ушками.
— Лучше б не надо, — попросила уже в спину подруги. Но та неумолимо распахнула двери и обе уверенно вошли, на входе в зрительный зал показали билеты.
— Мяу, — сказал котенок из-под куртки хриплым тонким голоском.
Крис поспешно раскашлялась, стараясь погромче. Билетерша с негодованием посмотрела вслед их темным спинам.
На сцене двое мужчин, в перьях и мехах, принимали текучие позы, швыряли в зал изысканные слова, застывали так, будто они сами орнаменты из перьев, лент и мехов. Пережидали аплодисменты и снова выпевали слова, язвительные и томные.
А Шанелька пыталась успокоить подкидыша, который старался выбраться, тоненько мяукая и корябая ее платье растопыренными коготками.
— Сосиска, — воззвала она к подруге быстрым шепотом, — кончилась! Ай!
— Что?
— Царапучий.
— Девушки! — строго сказали им из соседнего ряда.
Крис поднялась и, пригибаясь, почти побежала в буфет. Азанчеев, смеясь и хлопая, пару раз с удивлением посмотрел на Шанельку, которая через пустое кресло от него застыла в туго запахнутой куртке, с мученическим лицом кусая губу.
В зале воцарилась тишина, в ней что-то совершалось на яркой сцене, что-то интригующее, требующее полного внимания. Со всех сторон белели поднятые лица с темными на них глазами и приоткрытыми ртами. И в проходе кралась благоухающая сосисками Крис, сгибаясь под обстрелом негодующих взглядов.