Все это девушка разглядела, когда отогрелась, поела свежего сыра и напилась горячего молока. А пастух сидел у огня, выглаживал мягкой ветошкой блестящую дудочку, и временами, приложив к губам, играл, так, по чуть-чуть, нескладно и потому смешно.
— Завтра праздник кончится. И я уйду на верхние поляны. Пока еще не встала вокруг полная зима. Пойдешь со мной? Я помогу тебе добраться до твоего дома, красавица.
— А охотник? — спросила девушка, — он тут?
— Конечно. Охотник любит праздники, ни одного не пропускает. Утром он тоже уходит. Но мы уйдем раньше, нам дальше идти.
— Нет, — сказала девушка, — не пойду! Я так долго шла. Я встану рано-рано, и побегу на площадь, мне обязательно нужно встретить его и поговорить с ним. Потому что он — мой любимый.
Пастух медленно положил дудочку на колени. Смотрел грустно.
— У тебя совсем порвались сапожки, красавица, в чем же ты побежишь?
— А ты дай мне свои, — поклонилась она пастуху.
— Ты растеряла свои варежки, милая. Руки еще не отогрелись.
— А ты дай мне свои, добрый пастух, — поклонилась она еще ниже.
— Хорошо, — кивнул он, — поспи.
И заиграл тихую песню, совсем печальную.
Слушая песню, девушка заснула. Ей снились прекрасные ленты, вились в светлом воздухе, зажигая кругом яркие искры, и весь мир смеялся, любуясь.
Утром, торопясь, она надела растоптанные большие сапоги, сунула руки в старые лохматые варежки. И побежала, не попив горячего молока, к площади, откуда слышалась провожальная песня и девичий смех.
Солнце выкатывалось из-за густого леса, сверкало тонкими искорками на нежных бахромках первого инея, но крепкий ночной морозец пощипывал щеки, кусал покрасневший нос, не желая отступать.
И вот, выбежав на просторную площадь, она остановилась, смеясь и протягивая руки. Совершенно такой! Тугой зеленый кафтан с медными пуговицами, широкий пояс с кожаной сумкой. Прекрасное лицо с ярким румянцем, шапка с пером, сбитая набекрень, так что видны золотые кудри. И синие, как летнее небо, большие глаза.
Только миг смотрела она на охотника, и потом девушки окружили ее, разглядывая и насмешливо улыбаясь.
— Ты кто? Откуда взялась? Прибежала из старого леса? Чего ты хочешь?
Сто вопросов упали на голову, покрытую истрепанным капюшоном. Но девушка молчала, высматривая за смеющимися лицами одно, которое ей снилось. И красавец, расталкивая подружек, ступил вперед, положил руки на пояс, красуясь.
— Как тебя зовут?
Она молчала, и совсем растерялась. Зовут? Там, в дальней хижине, где она жила совсем одна, говоря лишь с солнцем, ягодами и листьями, с лесными зверями и маленькими птицами, никто не спрашивал ее имени. А сама она его и не знала. С тех пор, как ушел за дальние кручи ее отец, а мать отправилась следом, чтоб найти пропавшего.
— Ой, какие смешные сапоги, — одна из насмешниц выставила вперед ножку в ладном сафьяновом башмачке, так и сиявшем на солнце.
— А какие драные варежки! — всплеснула другая руками в перчатках, вышитых золотом.
— Да ты просто бродяжка-замарашка! Поди в харчевню на Кривой улице, хозяин даст тебе хлебных обрезков и, может быть, разрешит мыть посуду.
Девушка опустила глаза. Спрятала за спину руки в смешных старых варежках, а ноги девать было некуда, но можно на них убежать.
Но как же тогда прекрасный охотник?
— Я могу печь пироги с голубикой, — тихо сказала она, — и плести красивые ленты, и пояса.
— А-ха-ха-ха! — звонко смеялись девушки, крутясь вокруг и вздымая цветные подолы, шелковые синие, суконные зеленые, бархатные красные, — испечь пироги!
— Мой отец привозит в город сладчайшие булки, полные заморского изюма!
— А моя мать выткала мне чудесные юбки!
— А для охотника — купили мне на ярмарке кисет под табак, чтоб я ему подарила!
Охотник кивнул, показывая кисет, пузатый, весь в бисере.
— А я принесла охотнику огненное перо на шапку. Пусть думает про меня там, в дальних горах, и принесет мне подарки!
— А что ты принесла нашему охотнику, слава о котором бежит быстрее, чем вода в горном ручье? Старые варежки? Рваную свою шубку?
Девушка молчала. Нечего было сказать ей в ответ и нечего показать. Пироги она съела в дальней дороге, разделив их с голодными зверенышами, ленты и пояски разошлись, помогая озябшим и тем, кто в беду попал. Даже имени своего не могла подарить она прекрасному охотнику.