Шанелька молчала. Отделенная от подруги клеткой, покачивалась, бросая в сторону Крис расстроенные взгляды. А та не поворачивалась, непроницаемо-безмятежно смотрела вперед, куда-то рядом с ухом Азанчеева. В полной тишине ехали не так, чтоб долго, пару раз останавливались на светофорах, потом машина свернула в жилые кварталы и завиляла, углубляясь по узким тихим дорогам, окруженным черными коваными заборами, за ажуром решеток и прутьев стояли дома, уже большей частью спящие. В неопознанном переулке Светлана, дождавшись остановки, вышла, хлопнула дверцей. Шанелька угрюмо следила, как та снова запахнула шубку, обошла машину и наклонилась к раскрытому окну, что-то тихо говоря Азанчееву. Покачала отрицательно головой, когда он собрался выйти. И пошла в темноту, перемежаемую светом и тенями от веток, заслонила собой замок на ажурной калитке.
Машина стояла. Внутри все молчали. Шанелька смотрела на водителя, а тот следил, как высокая Светлана удаляется к освещенному входу в подъезд.
— Ну, — сказал, заводя машину, — можем ехать.
Обернулся в ответ на молчание.
— Да, — поспешно отозвалась Шанелька, — спасибо большое, поехали, да.
— Кристина? — Азанчеев всмотрелся в угол за клеткой, — ты что там? Кристина!
Но та, привалившись к стеклу, не отвечала. Белели на коленях сложенные руки. Шанелька привстала, волнуясь, вытягивая шею над клеткой. И удивилась с беспокойством:
— Кажется… Она что, спит? Криси…
— Не надо! — Азанчеев тронул джип, очень осторожно, кажется, даже мотор заговорил шепотом, — если спит, пусть.
— Вот же, — Шанелька откинулась на спинку сиденья.
Они ехали, временами она беспокойно приподнималась, проверить, пугаясь, а вдруг та в обмороке. Но свет пробегал по совершенно спящему лицу, разок Крис заворочалась, съехала пониже, устраиваясь поудобнее, согнула руку, укладываясь на локоть щекой.
— И сколько она уже не спала? — вполголоса спросил Азанчеев на светофоре.
— Вторую ночь, — расстроилась Шанелька, — кофе литрами пьет. А нам долго ехать?
— Почти, — непонятно ответил тот.
Через десять минут они остановились у подъезда обычного девятиэтажного дома, с вывесками салонов и магазинов по всему первому этажу.
— Нелли, ты бери клетку. А я возьму Кристину. Машину потом отгоню на стоянку, тут рядом.
Он уже открывал дверцу, придерживая спящую Крис, чтоб не вывалилась на него. Шанелька беспокойно держалась за прутья, соображая.
— Валера, я не могу. Там же зверье. Их надо покормить. Мало ли. Поехали к нам.
— Ей надо нормально поспать, — Азанчеев, бережно придерживая, вытащил сонную Крис, она встала, покачиваясь, и привалилась к его груди, вздохнула, не открывая глаза.
— Приехали? — спросила невнятным голосом.
— Нет, — расстроилась Шанелька.
— Да, — перебил ее Азанчеев, обнимая Крис за плечи поверх клетчатого плаща.
Держа, коротко рассказал Шанельке:
— Я ее уложу и вернусь. Пусть спит. А тебя с зоопарком отвезу. Посиди в машине.
Шанелька собралась было возразить, но посмотрела, как медленно ступает подруга, спотыкаясь на каждом шаге, и осталась сидеть рядом с клеткой.
И в самом деле, думала, в полумраке разглядывая неясное шевеление внутри большой клетки, завернутой понизу каким-то цветным платком. Они уже больше года безмятежно дружат, да может Крис у него в гостях была сто раз. Подумаешь, Светлана какая-то, он же ее высадил. Теперь, главное, пусть довезет Шанельку, воссоединит зверюшник. А Криси выспится, с утра быстро попадет на работу, не придется ей толкаться в транспорте. Вечером нормально вернется уже на своей машине. Интересно, почему он живет один? Такой яркий мужик. Конечно, если у него мозги набекрень и каждое лето он сваливает хипповать в Коктебель, может, жены от него сбегают, московские. А неформальные всякие подружки не желают ехать в столицу, вести там стильную жизнь жены зам генерального директора. И еще интересно, долго ли он сам выдержит такое двойное существование? Или это и есть его устоявшая намечтанная жизнь… Возможно ли это — жить на два мира постоянно? Шанелька читала о том, что клерки, ведущие монотонную городскую жизнь, как раз очень любят во время отпуска совершать всякие безумства. А кому мегаполис становится поперек горла, ударяются в дауншифтерство, уничтожая все прежние ценности, преимущественно материальные, отказываются от «всего, шо нажито непосильным трудом». Сама она не очень понимала такую жизнь, но одновременно понимала, не ей судить, с ее нестоличной колокольни, где практически все и так поневоле дауншифтеры, так что, пусть сходят с ума, или напротив, стараются себя от свихивания мозгов уберечь. Но все эти теоретические размышления, оказывается, применимо к личности отдельно взятого Азанчеева думаются несколько по-другому. Хочется, чтоб у него все было хорошо, он молодец и Шанельке нравится. Но еще хочется, чтоб его «хорошо» совпадало с интересами Крис, потому что ей он, похоже, нравится еще больше, чем Шанельке.